|
|
М. В. Панов О КУЛЬТУРНО-ИСТОРИЧЕСКОМ ПОДХОДЕ К ОРФОГРАФИИ В работы В. В. Виноградова шестидесятых годов вошла новая тема, ранее отдельно не представленная в его исследованиях: теория русской орфографии. Это было связано, конечно, с тем, что академик Виноградов с 1963 г. был председателем Орфографической комиссии. Но внутренний смысл его изучений определялся не тем или иным внешним, биографическим или служебным, фактом, а общим направлением его научных поисков. В статье «О необходимости усовершенствования нашего правописания» В. В. Виноградов писал: «Историческая и структурно-синхронная ограниченность возможности применения морфологического принципа к упрощению и усовершенствованию современного русского правописания породила желание воспользоваться другим — более широким и отвлеченным принципом усовершенствования орфографии — а именно: принципом фонемным, или фонематическим. С этой точки зрения — в основу правописания должны быть положены в соответственных или соотносительных частях слова фонемы» ¹. Далее в статье разъясняется, что имеется в виду обозначение звуков речи по их сильному положению; приводится цитата из известной работы И. С. Ильинской и В. Н. Сидорова (1953). Какие внутренние силы лингвистической теории, развиваемой В. В. Виноградовым, заставили его оценить фонематический принцип в орфографии как более широкий, чем морфологический? Вспомним, что именно в эти годы академик Виноградов не раз высказывал такой взгляд: — В орфографии важнее всего культурно-исторический принцип. Это высказывание можно понимать по-разному. Прежде всего как утверждение, что устойчивая орфография принадлежит к числу культурных ценностей; отсюда вывод — не следует ее менять. Это позиция невозможная для председателя комиссии, которая готовила проект усовершенствования орфографии, и В. В. Виноградов ее явно не разделял. Слова Л. В. Щербы о том, что орфографию надо время от времени «чинить», не были забыты председателем новой Орфографической комиссии. ¹ В. В. Виноградов. О необходимости усовершенствования правописания. В сб. «Вопросы русской орфографии». М., «Наука», 1964, стр. 16—17. 247Возможно иное понимание культурно-исторического взгляда на орфографию ². Он оценивает любое орфографическое новшество, любое предложение по усовершенствованию орфографии с одной точкой зрения: не повредит ли новое старому — уже существующим текстам? Мы думаем, что именно такой подход к орфографическим новшествам отстаивал В. В. Виноградов; это отвечает его высказываниям по теории орфографии; это близко его общелингвистическим взглядам. Приведем пример из истории русской орфографии. В 1918 г. была из нашего алфавита исключена буква i. Слова: воспоминаніе, счастіе, apxiepeй, пріемыш, пріамурскій, пріударить, Pio-де-Жанейро, Pioн, кіотъ, кій, піанино, піявка и пр. стали писаться с буквой и. Старое правило о том, что перед гласной пишется буква i, а не и, исчезло. Ни один текст, созданный до реформы 1918 г., от этого не пострадал. Но i писали еще в слове міръ — вселенная (ср. миръ — отсутствие войны). Название поэмы В. Маяковского «Война и міръ» — контрастировало с названием эпопеи Л. Толстого «Война и миръ». Изменение в правописании привело к потерям: каламбурность названия поэмы пропала. В примечании можно обратить внимание читателя на прежнее написание, но примечание не вернет свежести и остроты восприятия. Этот урон — вероятно, единственный, который принесло изгнание буквы i. Было бы донкихотством бороться против новшества для того, что бы спасти один текст — заглавие маяковской поэмы. Не нужно ли, перепечатывая стихи, хотя бы в некоторых изданиях, сохранять те дифференциальные орфографические средства, которые уничтожены последующим развитием русского письма? Например, в академических изданиях, в «Библиотеке поэта». Тогда можно было бы сохранить и написание мip (без твердого знака — он недифференциален, но с і). Однако сейчас такое написание все равно выглядело бы орфографической экзотикой (и, может быть, чудачеством) — а у Маяковского, конечно, нет установки на такое восприятие. Есть случаи, когда совсем невозможны попытки реставрировать орфографию (хотя бы только в некоторых изданиях). Сейчас уже полузабыто слово мироносица — одна из женщин, приносивших миро для помазания тела Христа; переносно — о всякой стороннице секты, близкой к руководителям этой секты. Слово писалось через ижицу: мѵроносица (от мѵро — благовонное масло). ² Это именно взгляд, а не принцип. «Принцип орфографии»; или: «принцип, на котором построена орфография» — это уже традиционный термин. Принцип орфографии указывает, какие буквы (и в каком порядке) надо использовать для письменной передачи данного слова. Например, слово [пъчтал’jóн] пишется с буквой о (для передачи первого гласного) и с сочетанием букв ьо (для передачи сочетания [jo]). Выбор определен фонемным составом слова; его фонематическая транскрипция <почталјон>. У Г. Державина есть такая строка о Екатерине II: И мироносицу мы зрим. Буква и (не ѵ) ясно говорит, что здесь другая мироносица — носительница мира для России, а не мѵра. Орфограмма мироносица воспринималась на фоне орфограммы мироносица и контрастировала с ней. Никак нельзя реставрировать текст Г. Державина. Материально, буквенно ведь новое написание тождественно старому, а старое соотношение и—i не восстановишь. Для современного читателя здесь нужно примечание (а в каждом примечании поэтический текст умирает: мгновенность эмоционального восприятия заменяется ступенчатостью рационального). Посмотрим, насколько выдерживает такой взгляд — культурно-исторический — основные предложения, выработанные комиссией под руководством В. В. Виноградова. Предлагалось писать в функции «разделительного» знака всегда ь, а не ъ. То есть: обьем, вьезд, подьять, неотьемлемый, разьяриться, сьежится, сверхьестественный, трехьярусный. Внимание привлекли (ввиду необычности буквосочетания хь) последние примеры. Многие боялись, что новое написание заставит произносить: сверхьестественный, тре[х’]ьярусный... Бояться нечего: мы не умеем, не можем произносить мягкие заднеязычные перед йотом; вообще: перед любым согласным (кроме мягких заднеязычных) не произносятся мягкие заднеязычные. Примеры: Лукьян, Галя Лукьянова, Пхьёла (из «Калевалы») — все с [к] и [х] перед йотом. Подумать следует как раз о других случаях: с губными и зубными согласными перед йотом. Сейчас в словах объем, въезд и подобных произносятся одними лицами твердые согласные, другими — мягкие. И то и другое находится в пределах литературной нормы. Правда, сторонников твердости (в этой позиции) значительно больше. Что произойдет, если будут введены написания с ь? 1) Написание хь, кь будут по-прежнему читаться (произноситься) как [х], [к]. Фонетический закон устойчив. Известно, что позиционная закономерность не может быть разрушена орфографией ³. 2) Написания бь, вь, дь, ть, зь, сь (вместо старых с ъ), действительно, постепенно приведут к господству мягких согласных в этой позиции, то есть перед <ј> будут всегда произноситься мягкие губные и зубные. Но такая перемена полностью оправдана культурно-историческим взглядом. Вот пушкинские строки:
³ Ср. пишут мороз, снег, сугроб, замерз, но это никого не заставило произносить звонкие согласные: «оглушение» их на конце слова — позиционная закономерность. 249
Это небольшая часть стихотворных строк, которые включают слова с сочетанием: согласная буква + ъ. Совершенно очевидно, что ни в одном случае перемена ъ на ь не ухудшит понимания текста. Но стихотворение — не только чисто информационный смысл; осмыслена и его звуковая сторона. Слова связываются и противопоставляются звуковыми повторами. Исказить фонику стиха — нанести ущерб ему как эстетическому целому. В эпоху А. Пушкина полностью господствовала такая орфоэпическая норма: перед йотом губные и зубные согласные могли быть только мягкими. Для фоники стиха важно соотношение твердых согласных и мягких. В прозаических текстах твердых больше, чем мягких (можно подсчитать их число, например, в этом абзаце). 250В стихе может быть по-другому:
Здесь твердых согласных меньше, чем мягких:
Твердых — 7, мягких (палатализованных) — 12 (и еще йот — палатальный). Модернизация произношения может изменить их соотношение; изменить фонику стиха ⁴. Если преобладание мягких в данном стихе входило в творческий замысел, было связано с общим строем стихотворения, то произведение понесет эстетический ущерб. В здании, архитектурном памятнике прошлого, завхоз решил отбить лепные украшения вокруг окон, потому что и без них все равно будет хорошо видно. Так же рассуждают и те, кто думает, что заботы о сохранении фоники русского стиха XIX века — несущественная мелочь. Действительно, как ни скажи:
все равно очевидно, что транспортировка производилась до насеченного пункта Ижоры. Но можно понять и тех, кто заботится, чтобы сохранить и лепные украшения вокруг окон. Сохранность пушкинской фоники (в этом частном, но не маловажном случае) была бы поддержана новыми орфограммами: подъезжая, въявь, изьявил и т. д. Их поддерживает культурно-исторический взгляд на орфографию. Разобранный пример показывает, что культурно-исторический взгляд на орфографию — это далеко не всегда безоглядная защита существующих написаний, отвержение всяких новшеств. Приведем снова архитектурную параллель: за куполами Василия Блаженного высится стеклянный куб. Архитектурный ансамбль, в который входит храм Василия Блаженного, этим кубом разрушен. Когда технические средства будут достаточно могучими, чтобы без особых хлопот подвинуть или перенести или повернуть этот куб (а когда-нибудь они будут так всесильны), надо будет это сделать. К тому времени, когда передвижка станет возможна, всем станет ясно, что разрушение архитектурного ансамбля — издевательство над ценностями прошлого; тогда всем будет близок культурно-исторический взгляд на архитектуру. Тогда же будет усвоен и взгляд на стих: нельзя разрушать стихотворный «ансамбль» и написания ⁴ В частности, здесь могут уже с твердыми произноситься: о[т]вет, о[б]ъехали, [с]вет... 251типа подьезжая, вьявь, изьявил и т. д. будут введены, видимо, одновременно с передвижкой стеклянного куба. Приведем другой пример, более сложный. Еще Фортунатовская комиссия предложила для буквенной передачи <о> под ударением, после букв для шипящих согласных, писать о, без ударения — е: щоки — щека, чорт — чертей, шол — вышел, жолудь — желудей; плащом — товарищем, сургучом — с громким плачем, душой — с Машей, чужом — о рыжем. Как видно из примеров, правило было в 1917—1918 году принято, но частично (только для именных аффиксов) ⁵. Как же надо взглянуть на это правило с культурно-исторической точки зрения? В поэтических текстах прошлого века обычны написания: шел, жесткий, черен, еще, щелка, шепот и т. д. За ними могло стоять одно из двух произношений: [жз]сткий или [жо]сткий, [ч’э]рен или [чо]рен и т. д. В зависимости от стиля и жанра стихотворения может быть предпочтительной та или иная фонетическая интерпретация. Пока написания условны — пишется буква е и для <о>, для <э> — интерпретация предоставлена интуиции читателя. Все довольны: читатель своей интуицией, текстолог и редактор возможностью не заниматься этим скользким вопросом. Но вот введено не условное написание: если [щ’о]лка — надо писать щолка, если [щ’э]лка — пиши щелка. Написание щелка (и шел, жесткий) станет однозначным; будет требовать чтения с гласным [э]. Придется думать над каждым таким написанием в стихах Державина, Жуковского, Батюшкова, Пушкина, Баратынского, Языкова, Тютчева, Фета — как их интерпретировать в новых изданиях. Это нелегкая работа. Все-таки это не довод против новшества. Ведь сейчас мы просто отказываемся от решения этого вопроса. А решить надо. Необходимость выбирать написание: жесткий или жосткий — заставит прояснить эту неясность. Она — не такая уж частность. Произношение [ч'о], [ш'о], [шо], [жо] — или [ч’э], [ш’э], [ше], [же] — связано с произношением [о/э] в стихах после всех мягких. Державинское: Глагол времен, металла звон одни читают: вре[м’о]н — и восхищаются внутренней рифмой; другие читают: вре[м’э]н — и радуются тонкой фонетической игре сходства-контраста. (Изучение рифм Г. Державина показывает, что скорее всего верно чтение: вре[м’э]н ⁶.) Новшество (писать о для <о> после шипящих) не приведет к искажению текстов, созданных в XVIII—XIX вв., если... текстологи, стиховеды, историки литературного языка выполнят свой долг: верно орфографически интерпретируют ⁵ Правило нельзя назвать безукоризненно фонематическим, но оно увеличивает число фонематических написаний. 252 эти тексты. Готовы ли они, в силах ли сейчас выполнить этот долг? Вопрос требует отдельного обсуждения. Нам сейчас хочется сказать одно: с точки зрения культурно-исторической и этот круг вопросов надо принять во внимание. Думаю, что окончательный вывод сложится в пользу этого новшества. Так думал, заметим, и В. В. Виноградов ⁷. Еще один пример. «...При обобщенно-схематическом применении фонематического принципа могут возникнуть... серьезные противоречия и даже столкновения с требованиями морфологического принципа». Вот интересный случай. Если считать универсальным приемом фонематического чередования в русском языке чередование нуля звука с е (или о), например, отец — отца, пень — пня, брать — беру, умереть — умру, тереть — тру и т. п., то, естественно, может возникнуть предложение в глагольных корнях (и «радиксоидах», т. е. корнях, сращенных с приставкой) -пер-, -бер-, -тер-, -дер- и т.п. писать только е: уперлась — уператься, смерть — умерать, протер — протерать (но, разумеется, протирка), сжечь — сжегать, постель — постелать и т. д. Однако такая универсализация беглого гласного... противоречит укрепившимся культурно-историческим нормам правописания. Достаточно представить такие будущие ярлыки, объявления и т. п.: «Зал ожедания», «Стеральная машина» (ср. стирка)» и т. п. ⁸. Это место требует некоторых комментариев. В. В. Виноградов пишет в условной форме: «Если считать универсальным приемом фонематического чередования...». Но это условие в языке не выполняется: чередованию е//ноль как раз не хватает универсальности (позиционности, безысключительности). Поэтому фонематический принцип не требует с настоятельностью введения написаний ожедание, стеральная и пр. Такое новшество может быть обосновано с помощью сложной аргументации, в которой фонологические соображения играют второстепенную и даже третьестепенную роль. Как видно из приведенного отрывка, предложение получило у академика Виноградова отрицательную оценку. Почему? Сказано: «Противоречит укрепившимся культурно-историческим нормам правописания». За этой обобщенной, сжатой формулировкой стоят какие-то конкретные доводы, развернуто не высказанные автором; попытаемся их найти. Русское правописание рассчитано на эканье (это, кстати сказать, определяется фонематической природой нашего правописания). Оговоримся: «рассчитано на эканье» — не значит, что оно противоречит икающей норме. Экающая норма — более дифференциальная, она различает <а, о, э> от <и> (в определенных позициях), а икающая не различает. Русская орфография обеспечивает и это более дифференциальное, экающее произношение: слова ⁷ См. его выступление на Президиуме АН СССР в 1967 г. леса и лиса, мела и мила она заставляет (по своей фонематической природе) писать различно. Тот, кто произносит [л’эи]са — [л’и]са — найдет опору для такого произношения в орфографии. Всякая более дифференцированная система допускает ее менее дифференцированное применение — поэтому написания леса и лиса не мешают и и́кальцу, одинаково их произносящему: [л’иэ]са. Проектируемые написания ожедание, стеральная и пр. разрывают с этой традицией русского письма, с его пригодностью для э́кальцев. Ведь экающее произношение различает раз[д’эи]ру — раз[д’и]рать, у[м’эи]реть — у[м’и]рать и пр. Орфография будет противоречить этому различению, требуя везде одинакового гласного. Тексты, рассчитанные на экающее произношение (снова в первую очередь надо вспомнить поэтические тексты), будут принудительно превращены в такие, которые противоречат эканью, требуют иканья ⁹. Такой разрыв с традицией, такая орфоэпическая переинтеграция текстов с культурно-исторической точки зрения, очевидно, нежелательны. Этим, вероятно, определяется отрицательный отзыв В. В. Виноградова. Значит, культурно-исторический подход к орфографии — это учет в каждом случае, не приведет ли правописное новшество к разрушению текстов, составляющих гордость нашей культуры — к разрушению их как целостности, смысловой и фонетической. Повторяем: неверно думать, что в этой целостности есть несущественные стороны (например, звуковая). В Ленинграде около Гостиного двора взорвали павильон, построенный Руска. Так, небольшое здание, из числа нежилфонда. Но этим был разрушен архитектурный ансамбль Михайловского дворца (Русского музея); сожаления раздаются ¹⁰, но, кажется, запоздалые. Культурно-исторический взгляд предостерегает, чтобы мы, вводя новшества, не взорвали в поэтических текстах таких павильонов Руска. Если просмотреть все орфографические усовершенствования, сторонником которых был акад. В. В. Виноградов, то будет ясно, что культурно-исторический взгляд систематически, последовательно применялся для оценки этих новшеств. Во всех основных пунктах это были те же нововведения, которые намечала комиссия акад. Ф. Ф. Фортунатова (и которые были, по случайным причинам, только частично воплощены в жизнь орфографической реформой 1917—1918 гг.). Очевидно, культурно-исторический подход был свойствен и этой, предыдущей комиссии, хотя и не формулировался эксплицитно ее работниками. С другой стороны, все новшества, оправданные фонетическим принципом в орфографии, выдержи- ⁹ Здесь парадоксально то, что написания с буквой е (умерать и пр.) рассчитаны на и́канье. Но это так! Только икающее произношение этих написаний не вступает в разноречие с русскими литературными и фонетическими требованиями. вают и строгий культурно-исторический взгляд. Потому-то и «подобрел» к фонемному принципу В. В. Виноградов. Защита культурно-исторического взгляда на орфографию, последовательная и ясная,— заслуга В. В. Виноградова в развитии орфографической теории ¹¹. г. Москва ¹¹ Здесь мы говорим об орфографических взглядах акад. В. В. Виноградова в 1963—1964 гг.; эволюция их в более широких хронологических рамках требует особого рассмотрения. |