Итак, Рейкьявик. Говоря о Рейкьявике, прежде всего надо сказать о погоде там. Дело в том, что в Рейкьявике она не фон для того что происходит, а она и есть то, что всё время происходит. То, что происходит в Рейкьявике на небе всё время — необыкновенно драматично. Всё время меняется освещение; в зависимости от этого меняется цвет и неба, и океана, окружающих гор. В то время, когда я там последний раз был (в декабре), там — в один и тот же день! — то валил снег, то шёл тёплый дождь, то все лужи сковывал мороз до минус десяти градусов, то всюду были сплошные лужи; то было абсолютно тихо при необыкновенной прозрачности воздуха, поэтому вот из звёздного зала гостиницы «Saga» (это такой ресторан на восьмом этаже гостиницы) видно на сто километров во все стороны — такой прозрачности в воздухе, какая обычна в Исландии, нигде нет; то, значит, ветер, сильная позёмка, снежная буря, всё застилает — ничего не видно. Ветер буквально валит с ног. Накануне моего приезда в Рейкьявик там было плюс двадцать два градуса при тринадцати баллах ветра. Что такое тринадцать баллов ветра — вы себе совершенно не можете представить. Надо сказать, что даже в исландском языке, где масса слов для ветров разной силы, для ветра в тринадцать баллов нет такого слова. Когда был ветер в девять баллов, то, что по-исландски это stormur, так я с трудом мог перейти площадь перед гостиницей. А однажды, когда было семь баллов, то есть это сильный ветер, по-исландски strekkingur, я с трудом против ветра вышел на такой пустынный мыс, который выдаётся в океан, и вот стоя на этом мысу, я впервые понял, что такое океанские волны, что такое бушующая первозданная стихия. А было всего семь баллов. При этом, поскольку дни были короткие, то бушевали всё время не только ветер, но и краски: то закат, то восход, то... уже закат. Однажды, когда я сидел в своём номере с одним исландцем, вдруг над гостиницей раздался страшный грохот. Я говорю: верно, прилетел реактивный самолёт. А мне говорит исландец: нет, это гром, гроза. — То есть как, говорю, гроза? Я всюду читал, что в Исландии гроз не бывает, потому что лето тёплое. А он говорит: так это летом не бывает, а зимой постоянно бывает — при сильном западном ветре.

Не только погода всё время присутствует в Рейкьявике, но и природа — причём природа первозданная, грандиозная, такая точно, как она была миллионы лет тому назад. Город с трёх сторон окружён океаном, который врезывается в сушу фьордами, а за фьордами — горы, так что горы тоже с трёх сторон окружают город. А сам город очень разбросан, много пустых пространств, дома, как правило, небольшие: двух- или четырёхквартирные часто, поэтому отовсюду открывается вид на окрестную первозданную природу. В центре города есть небольшое естественное озерко, в нём масса диких птиц: лебеди, гусей, уток, они прямо так прилетают, над головой у вас летят. А в одном углу озерка — там воду подогревают, она там всегда тёплая, так что они могут там плавать, и там всегда толпы ребятишек, которые кормят этих птиц.

Рейкьявик красочен очень — не только благодаря вот этому своему фону (океан, горы), красочный он и по архитектуре: крыши всегда ярко окрашены — красные, зелёные, — часто и стены тоже, потому что деревянные дома все покрыты железом рифлёным, а оно покрашено ярко. Ну в общем, господствует такой конструктивный стиль, много стекла, металла, и это образует такой странный контраст между таким вот новым современным городом и первозданной культурой, а вместе с тем и между вот этим современным городом и той древней культурой, носителями которой являются исландцы.

А вместе с тем не чувствуешь себя в Рейкьявике в большом современном городе, а скорее в какой-то патриархальной провинции, где все друг друга знают и где расстояние между людьми очень короткие. Ну, исландцы ни с кем никогда не воевали, никто на них никогда не нападал, поэтому они одинаково дружелюбно относятся ко всем приезжим. Кроме того, все исландцы в прошлом — крестьяне нищей, глухой страны, поэтому им свойственна абсолютная такая простота в обращении и готовность к дружелюбной помощи. Вот я в первый день моего первого пребывания в Исландии наблюдал такое очень характерное проявление исландского характера. Я вышел из дому, мне надо было найти почту. Вот я по самоучителю нашёл, значит, как спросить «где почта?», вижу — стоят два мальчугана, разговаривают. Я подхожу к ним и говорю: где почта? Тогда один из мальчуганов, не оборачиваясь ко мне, что-то говорит мне односложно; я напрягаю свои знания исландского языка и понимаю, что он сказал: топай за мной! (labbaðu með!) И, не оборачиваясь, идёт, проходит несколько кварталов, показывает мне на почту и возвращается и продолжает разговор со своим приятелем.

Вот это такое отношение всё время чувствуешь в обслуживающем персонале в Исландии, которое я даже не знаю, как определить: вот такое, как будто ты не клиент, не посетитель, а просто свой вот так вот. Меня поместили в гостиницу «Saga» (такая роскошная гостиница), но денег у меня не было, и мне сказали, что «а вы там пользуйтесь всем в ресторане, говорите, что это на счёт номера — там потом кто-нибудь заплотит» — неясно, кто. Вот я так жил, довольно себя неуверенно чувствовал. Я, правда, слышал, что некоторые авантюристы так и делают, что говорят: на мой счёт, на мой счёт — а потом так и уезжают. Ну а мне там даже иногда гостей приходилось принимать, заказывать. Вот официант мне счёт подносит, и я говорю: вы знаете, там потом вот это... А он говорит: ничего, пожалуйста, мало ли, бывает. Так я прожил всё время и, уезжая, думал, что ну, вот сейчас меня вместо машины, которая меня на аэродром, меня в полицейскую машину. Подхожу с чемоданом к дежурной, а она говорит: о нет, не беспокойтесь, приезжайте к нам снова, спасибо за посещение. Так я уехал.

Такой случай ещё. Я прихожу на почту. У меня там накопилось много книг, которые я бы хотел отправить, а мне там говорят, что... молодой человек говорит, что книги у нас только в книжном магазине упаковывают, мы этим не занимаемся. В это время выходит заведующий этой почтой, подходит ко мне, подаёт руку и говорит: во-первых, здравствуй. — А в Исландии говорить «вы» нелюбезно. Это можно говорить, если вы не знаете человека. Если вы знаете, кто он, то говорите «ты». Скажем, студент профессору если он ему говорит «вы», то это значит, что он не знает, что он его профессор, а думает, что он какой-то прохожий. Так вот он подходит ко мне и говорит: здравствуй, я тебя знаю, я тебя видел в телевизоре. — А я там по телевизору выступал. И, значит, вот: — Немедленно упакуйте все его книжки, найдите самый дешёвый тариф и немедленно их самым быстрым способом отправьте. — Действительно, я приехал домой и уже книги были здесь, причём на них была наклейка «корабельная почта» — а в это время в Исландии была забастовка корабельщиков. Как они приехали — не понимаю. Когда я во время прошлых приездов посылал книги через посольство наше, то эти книги, как правило, приходили через полгода.

Вот я прихожу в музей. Там сидит вот дама, которая, значит, охраняет коллекцию, вот, как это называется... Я вижу — она мне улыбается, я к ней подхожу, она мне говорит: ну как же, я помню — вы у нас были пять лет тому назад, позвольте, я вам сделаю маленький подарок на память. Бежит в гардероб, там покупает открытку с видом Рейкьявика и мне дарит. А надо сказать, что во время моего предыдущего приезда в этом же музее у меня такая была встреча: значит, ко мне подходит человек — оказывается, это директор музея — и предлагает свои услуги, показывает мне всё. Потом, когда мы всё осмотрели, он говорит: вот, у меня тут машина, может, я вас отвезу куда-нибудь? И везёт меня из этого музея в другое место. Потом я, когда вернулся уже сюда, то я услышал, что в Рейкьявике были выборы, нового президента выбрали. Говорю: а кто же это? — А это вот директор музея этот самый. — Как, говорю, так ведь он же не политик, ничего? — Ну, он хороший человек...

В Исландии какая-то господствует такая естественная иерархия. Человек занимает в обществе место в зависимости не от своего чина, а от своего вклада в культуру народа. Вот, например, на моей лекции, которую я там делал, присутствовал министр культуры. Нас познакомили, состоялась беседа — довольно принуждённая. Мне показалось, что он как-то очень важно держится. И я потом говорю: что это он так у вас так вот важный какой-то? Вот предыдущий министр, во время моих двух предыдущих приездов, с ним было так просто, вот, мне с ним так интересно было общаться... А мне говорят: так ведь он же недавно министр, он ещё не знает, как держаться. Он недавно был продавцом в книжном магазине. И потом, ведь вы же профессор университета, а он всего-навсего министр! Он даже университета не кончил.

Очень характерно положение Лакснесса в Исландии. Он много влиятельнее и авторитетнее всех министров и, вероятно, даже и президента. И высшая почесть, которую можно оказать приезжему в Исландию — это чтобы Лакснесс посетил вашу лекцию или пригласил вас на дом.

В Рейкьявике масса ребятишек на улице. Все они простоволосые, длинноволосые, почему-то в головных уборах дети, по-моему, даже грудные никогда ничего на голове не имеют в самые сильные бури. Какого пола эти дети — как правило, невозможно определить, одеты одинаково. Часты большие семьи, часто больше, чем трое-четверо в семье, высокая рождаемость очень. Кто-то мне однажды сказал с гордостью, что у нас в Исландии самый высокий в мире процент незаконнорожденных. Я не знаю, верно ли это, но вот я беседовал с одним американским профессором-этнографом, который изучает исландскую семью, и он уверял меня, что он обнаружил в исландском крестьянстве пережитки того института, о котором часто читаешь в сагах и который объяснил бы тогда вот этот процент, — это институт побочных жён. Ну, надо сказать, что браков тоже много в Исландии. Причём, поскольку о каждом браке не только сообщается в печати, но и всегда печатается фотография новобрачных молодожёнов, то тот, кто читает газеты исландские, как вот я их читаю, знает в лицо всех исландских молодожёнов. Ну, бывают и смерти, конечно, и я так, из любопытства, пошёл раз на похороны незнакомого мне человека. Вот, это в церкви, значит, сидят все, гроб всегда закрыт, никогда не открывается лицо умершего. Орган играет, хор, священник говорит какую-то короткую трафаретную слово на тему о том, что «все там будем», и символической лопаткой бросает символическую горсть земли на гроб, и гроб закрытый под звуки органа выносят. Всё продолжается меньше получаса.

Возвращаясь из городы в гостиницу, мой путь лежал мимо кладбища. Я частенько на него вечером, ночью заходил, поскольку я несколько раз бывал в Исландии, я привык к таким фамильярным отношениям с загробным миром, и вот на этом кладбище могилы в форме неправильных таких стоячих каменных плит. Никаких надписей, кроме имени и дат, других надписей нет. И вот вечером в темноте, значит, вот эти такие стоячие плиты — это вроде как будто толпа привидений таких. Вот это Рейкьявик.