И. А. БОДУЭН ДЕ КУРТЕНЭ

В. В. Виноградов

1

Есть имена ученых, входящие в историю отечественной науки разных стран. Таковы у нас, например, в области славяноведения — Потебня, Ягич, Бодуэн де Куртенэ. Уже сама по себе оценка деятельности таких ученых с разных национально-исторических точек зрения, в аспекте истории разных национальных культур и разных национальных путей развития той или иной сферы научного знания представляет большой исторический и теоретический интерес. Такой подход не только допустим и законен, но он уже и осуществляется по отношению к Бодуэну де Куртенэ в русской и польской историографии. Но историческую роль ученых столь широкого диапазона, такой интернациональной ориентации, как Бодуэн де Куртенэ, следует рассматривать и в плане развития мирового языкознания и мировой филологической науки. Об этом так писал акад. Л. В. Щерба в некрологе И. А. Бодуэна де Куртенэ: «Действительно, нельзя сказать, науке какого народа принадлежит его деятельность. Он работал среди русских, поляков, немцев (в Дерпте), писал по-польски, по-русски, по-словински, по-чешски, по-немецки, по-французски, по-итальянски, по-литовски» ¹.

И. А. Бодуэн де Куртенэ вступил на научное поприще в ту эпоху (середина 60-х—70-е годы XIX в.), когда в области гуманитарных наук старого филологического цикла происходила сложная дифференциация. Еще Штейнталь в своем труде «Грамматика, логика и психология» (1855) выдвинул положение, что ни один факт не может быть исключительным достоянием какой-нибудь отдельной научной дисциплины и — обратно — что каждая наука имеет право подвергать любой факт самому детальному изучению со своей специальной точки зрения. Это значит, что

¹ Л. В. Щерба. И. А. Бодуэн де Куртенэ. (Некролог). — ИОРЯС, т. 3, кн. 1, 1930, стр. 314.

рациональная классификация наук не может непосредственно опираться на различия явлений, так как одно и то же явление может быть объектом целого ряда наук (хотя бы язык или речь, письменность или литература и т. д.). Критерием и вместе с тем формой классификации наук должно быть их деление как по признакам, отвлекаемым от явления, так и по целям этого отвлечения, т. е. по явлению и методу, при помощи которого оно рассматривается.

В сфере языкознания тогда ярко выступили противоречия между тремя точками зрения на язык как объект научного познания: естественно-научной, психологической, отчасти и генетической и исторической, которая была связана с проекционным или «наивно-проекционным методом» (как выразился проф. Б. Кистяковский в своей книге «Социальные науки и право») в его сравнительном обличье. Таким образом, перед Бодуэном де Куртенэ прежде всего возникла задача установления понятия о языке согласно требованиям научного познания. Близкий к Бодуэну де Куртенэ по некоторым теоретическим воззрениям в сфере научной методологии проф. Л. И. Петражицкий в своем «Введении в изучение права и нравственности» (СПб., 1905, стр. 55 и след.) говорил: «Весьма важная задача установления понятий, имеющих быть основными и центральными для более или менее обширных наук, состоит в образовании таких классов объектов, которые были бы годны именно для этой цели, т. е. для создания по отношению к ним научных положений и систематически правильного их расположения».

Умственная жизнь 60-х и 70-х годов прошлого столетия характеризуется господством естественно-научных воззрений, под обаянием которых находилось все прогрессивное европейское мышление того времени. Это было время первых блестящих побед дарвинизма, развития позитивизма, подъема материалистического направления, а также распространения механистических взглядов. Естественно-научные методы исследования применялись в разных областях знания и содействовали устранению в критике старых предрассудков и суеверий. «Языковедение, насколько оно принадлежит к числу наук, — писал И. А. Бодуэн де Куртенэ, — должно стремиться к самым широким обобщениям, соблюдая, конечно, при этом все условия точности и осмотрительности индуктивного метода» ². Характерно, что будущий знаменитый академик Александр Веселовский, сопоставляя методы гуманитарной науки с точной и объективной методикой естественных наук, в своем дневнике за 1869 г. задается вопросом: «История литературы — может ли она быть предметом науки?» «Да есть ли

² И. А. Бодуэн де Куртенэ. Несколько слов о сравнительной грамматике индоевропейских языков. — ЖМНП, ч. 213, 1881, декабрь, стр. 272.

история науки?» ³ С этими сомнениями можно сопоставить некоторые замечания и обобщения в диссертации талантливейшего ученика Бодуэна де Куртенэ Н. В. Крушевского: «К вопросу о гуне. Исследование в области старославянского вокализма» (Варшава, 1881). Здесь читаем: «Язык представляет нечто, стоящее в природе совершенно особняком: сочетание явлений физиологическо-акустических, управляемых законами физическими, с явлениями бессознательно-психическими, которые управляются законами совершенно другого порядка. Отсюда один из самых существеннейших вопросов: каково отношение этих двух разных начал — физического и бессознательно-психического — в языке вообще и в фонетике в частности?» (стр. 5).

А первый тезис или первое обобщающее утверждение этого исследования Н. В. Крушевского гласит: «Лингвистика принадлежит не к наукам „историческим“, а к наукам „естественным“. Главная ее задача — не восстановление картины прошлого в языке, а раскрытие законов явлений языка» (стр. 107).

В своей статье «Несколько слов о сравнительной грамматике индоевропейских языков» Бодуэн де Куртенэ представлял дело сложнее: «Метод, которым пользуется настоящая научная лингвистика, таков же, как и метод естественников, метод строгий, индуктивный, — стало быть, с этой точки зрения языковедение есть наука естественная. Если же принять во внимание природу исследуемого предмета, то есть, природу языка как проявления по преимуществу бессознательной психической деятельности человека, в таком случае нужно будет причислить языковедение к наукам историко-психическим, или „социологическим“. Если же отказаться от этого традиционного дуализма, то в таком случае вопрос, куда причислить языковедение, окажется совершенно лишним, ибо, во-первых, в таком случае все настоящие науки явятся естественными, так как они занимаются изучением природы в самом обширном смысле этого слова, и если претендуют на настоящую научность, должны следовать индуктивному и затем дедуктивному методу; во-вторых же, отдельные науки составляют только часть одной общей науки..., конечная цель которой — узнать действительность во всех ее проявлениях. Задача всех наук состоит в очищении предмета исследования от всяких „случайностей“ и произвола и в отыскивании „правильности” и „законности“. С этой точки зрения все науки, занимающиеся сопоставлением и обобщением подробностей, будут естественными, если выдвигают на первый план кроющуюся в явлениях стройность и правильность; останавливаясь же на одних только случайностях и частностях, все эти науки суть науки „исторические“ (в том смысле, как этот эпитет прилагается

³ «Памяти академика А. Н. Веселовского по случаю десятилетия со дня его смерти (1906—1916)». Пг., 1921, стр. 112.

к кличке так наз. „всеобщей истории“). При таком взгляде на вещи, вне естественных наук и математики нет места для какой бы то ни было действительной науки» ⁴.

Однако Бодуэн де Куртенэ предлагал в применении к языку вместо олицетворяющего шлейхеровского слова — организм — «поставить функция организма (т. е. следствие действия органов). Тогда развитие языка становится очень понятным без натяжек» ⁵.

Сам Бодуэн де Куртенэ не сделал такого вывода об отказе или исключении языкознания из цикла социологических и исторических наук. Напротив, среди афоризмов, формулирующих основные черты бодуэновского лингвистического мировоззрения, находятся два таких положения: «Причислять язык к „организмам“, языковедение же к естественным наукам есть пустая фраза, без фактической подкладки» и: «В языковедении еще, может быть, более, чем в истории, следует строго держаться требований географии и хронологии» ⁶.

Однако Бодуэн де Куртенэ не считал, подобно младограмматикам, что научный подход к фактам языка — это подход только исторический и что в явлениях живого современного языка и его диалектов важнее всего указания на прошлое или следы и приметы прошлого. Уже в самых ранних своих работах («Отчеты командированного. . .», 1877; «Подробная программа лекций в 1877/78 гг.», 1881 и др.) ⁷ он подчеркивал возможность двух точек зрения на язык — статической и динамической (то же, что синхроническая и диахроническая лингвистика у Ф. де Соссюра).

«Истинное научное, историческое, генетическое направление» в области языкознания дает право причислить лингвистику к наукам индуктивным. «Языковедение, как наука индуктивная, 1) обобщает явления языка и 2) отыскивает силы, действующие в языке, и законы, по которым совершается его развитие, его жизнь» ⁸. Для Бодуэна де Куртенэ сущность языка заключалась в речевой деятельности, в речевом функционировании.

По словам проф. И. Лося, Бодуэн «был одним из первых, кто резко выдвинул на первый план принцип изучения живого человеческого языка, доказывая, что только такое непосредственное наблюдение заслуживает действительно названия научного, что только оно дает нам возможность изучать язык вообще, его жизнь и законы развития, бросает яркий свет на его прошедшее, о котором мы не можем иметь ни малейшего понятия, если имеем

⁴ И. А. Бодуэн де Куртенэ. Несколько слов о сравнительной грамматике индоевропейских языков, стр. 278—279.
⁵ «Август Шлейхер». См. наст. изд., т. I, стр. 38.
⁶ См. наст. изд., т. I, стр. 349.
⁷ Там же, стр. 78—117.
⁸ «Некоторые общие замечания о языковедении и языке». См. наст. изд., т. I, стр. 55.

дело не с живыми звуками, а с мертвыми буквами, которые неизвестно как звучали в эпоху своего начертания» ⁹. Бодуэн де Куртенэ прежде всего и больше всего обращает внимание на современные языки, наречия и говоры. Он исследует по преимуществу словинские и хорватские диалекты, но занимается и польскими, и словацкими, и литовскими, и некоторыми другими. Его «интересуют отдельные говоры как таковые, в их полной реальности, в их соприкосновении с другими говорами и языками, в условиях их материального и социального бытования: его особенно интересуют зарождающиеся в них явления» ¹⁰.

Изучая славянские наречия, Бодуэн де Куртенэ тщательно записывал все фонетические оттенки исследуемых говоров. Для этого он применял необыкновенно богатую знаками собственную систему транскрипции. По словам Щербы, «он был один из первых филологов, который основательно занялся фонетикой» (Некролог, стр. 316). Показательно, что лучшие экспериментальные фонетисты нашей страны Щерба и Богородицкий являются учениками Бодуэна де Куртенэ. По мысли Бодуэна де Куртенэ, необходимо различать «внешнюю», чисто фонетическую сторону языка, затем его «внеязыковую» сторону, сторону семантических представлений, и морфологическую (в широком смысле этого слова) сторону, «основную характеризующую черту человеческого языка» ¹¹, «собственно языковое», способ, каким звуковая сторона связана с «психическим содержанием» ¹².

Сам Бодуэн де Куртенэ задачу обращения к изучению живых языков как основе общей теории языка формулировал так: «Для языковедения как науки всесторонне обобщающей гораздо важнее исследование живых, т. е. теперь существующих языков, нежели языков исчезнувших и воспроизводимых только по письменным памятникам. Только биолог (зоолог и ботаник), изучивший всесторонне живую флору и фауну, может приступить к исследованию палеонтологических остатков. Только лингвист, изучивший всесторонне живой язык, может позволить себе делать предположения об особенностях языков умерших. Изучение языков живых должно предшествовать исследованию языков исчезнувших» ¹³. Как заявлял Н. В. Крушевский, это была борьба против археологического направления в лингвистике, которая «родилась в кругу наук историко-филологических и разрабатывалась людьми, вос-

⁹ И. Лось. Бодуэн де Куртенэ. «Энциклопедический словарь Брокгауза — Ефрона», т. IV. Спб., 1894, стр. 222.
¹⁰ Л. В. Щерба. И. А. Бодуэн де Куртенэ и его значение в науке о языке. «Русский язык в советской школе», 1929, № 6, стр. 66.
¹¹ «О związku wyobrażeń fonetycznych z wyobrażeniami morfologicznymi i semazjologicznymi». — «Sprawozdania z posiedzeń Tow. Nauk. Warszawskiego», t. I, z. 4—5. Warszawa, 1908, стр. 10. См. наст. изд., т. II.
¹² «Übersicht der slavischen Sprachenwelt. . .». См. наст. изд., т. I стр. 133.
¹³ См. наст, изд., т. I, стр. 349.

питавшимися на истории и филологии. Они не могли не перенести своих взглядов, стремлений и методов и на науку о языке». Следовательно, это было вместе с тем стремление отвоевать для теоретической лингвистики самостоятельную область, свой объект и свой метод исследования, независимые от истории и филологии, хотя и в непосредственном соседстве с ним. Бодуэн де Куртенэ как ученый был слишком глубок и широк для того, чтобы безвольно следовать за увлечениями своих учеников, даже таких одаренных, как Н. В. Крушевский.

Бодуэн де Куртенэ строил свои теоретические выводы на базе большого самостоятельно собранного материала. Он придавал большое значение крупным работам описательного характера. «Хорошие описательные грамматики, издания памятников и словари, — писал он, — останутся навсегда насущною потребностью нашей науки, и без них даже самым гениальным теоретическим выводам будет недоставать фактического основания» ¹⁴.

Самое важное в таких описаниях — воспроизведение системности языка, «группировки по противопоставлениям и различиям» ¹⁵. В ходе исторического развития языка в нем усиливается системность, «уменьшается богатство форм обособленных, друг с другом не связанных, а его место занимает подведение под известные типы» ¹⁶.

2

Научно-исследовательская и общественная деятельность Бодуэна де Куртенэ охватывает 64 года. Круг исследований этого великого лингвиста в движении его научно-исследовательских поисков все расширялся. Бодуэн де Куртенэ обращался все к новым и новым областям научного знания. Углублялись, а иногда изменялись его точки зрения по разным вопросам, в том числе и языковедческим. По справедливому замечанию акад. Л. В. Щербы, литературную деятельность Бодуэна де Куртенэ нельзя охватить единой формулой. Так, будучи одним из первых зачинателей применения метода аналогии к объяснению языковых явлений вообще, парадигм польского склонения в частности (Einige Fälle der Wirkung der Analogie in der polnischen Declination. «Beiträge zur vergleichenden Sprachforschung», VI, 1868), Бодуэн де Куртенэ должен быть признан одним из основоположников младограмматического направления в языкознании, господствовавшего в последнюю четверть XIX в. и в начале XX в. И вместе с тем в начале XX в. Бодуэн де Куртенэ наряду

¹⁴ «Некоторые общие замечания о языковедении и языке». См. наст. изд., т. I, стр. 54.
¹⁵ J. Baudouin de Courtenay. О związku wyobrażeń fonetycznych. . ., стр. 27. См. наст. изд., т. II.
¹⁶ «Язык и языки». См. наст. изд., т. II.

с Шухардтом, а частично и с Соссюром и Есперсеном выдвигает идеи, явно направленные против младограмматического направления. Он выступает противником «звуковых законов» («нет никаких „звуковых законов“»). Бодуэн де Куртенэ указывает на множественность, а зачастую и противоречивость факторов каждого данного языкового изменения, а «звуковые законы» считает лишь результатом скрещенного действия этих факторов, отказывая им поэтому в праве называться «законами». Бодуэн де Куртенэ проявлял здоровый скептицизм по отношению к младограмматической теории «родословного древа» языковой семьи и к реальности восстанавливаемых нередко очень механическим или механистическим путем «праязыков». Вопреки младограмматикам, Бодуэн склонялся к мысли о возможности и целесообразности организованной сознательной политики в области языка и положительно относился к идее международного вспомогательного языка, допуская его распространение при наличии соответствующих социальных предпосылок и условий. Наконец, бодуэновское понимание структуры живого современного языка и способов ее лингвистического анализа решительно уходило в сторону от младограмматических приемов лингвистического исследования. Бодуэн де Куртенэ был одним из инициаторов структурального направления в языкознании. Многие идеи Бодуэна нашли применение и дальнейшее развитие, а иногда и искажение в разных течениях и теориях современного структурализма. В настоящее время начинает развиваться и укрепляться убеждение, что Ф. де Соссюр был знаком с работами Бодуэна де Куртенэ и в изложении своего «Курса общей лингвистики» не был свободен от влияния бодуэновских теорий.

Так, будущее соссюровское различение «langue» и «parole» нашло совершенно четкое выражение уже в относящейся к 1870 г. статье Бодуэна де Куртенэ «Некоторые общие замечания о языковедении и языке» ¹⁷. Заимствовав у де Соссюра термин «фонема», Бодуэн вложил в него совсем новое содержание. Он — основатель фонологии, или «теории фонем», и тесно связанной с ней теории фонетических альтернаций — чередований. Он глубоко разработал и развил свои фонетические идеи, раскрыв понятия морфологизации и семасиологизации. Согласно этому учению, в системе языка лишь то, что «семасиологизировано или морфологизировано», что имеет какую-нибудь функцию, является ее элементом и может считаться лингвистическим фактом, будь то порядок слов, интонация, группа звуков или отдельный звук, или даже свойство звука, например «мягкость», а в области зрительного языка и такие вещи, как абзац, большая буква и т. п. Все это открывало широкие возможности изучать язык как сложную

¹⁷ См.: Л. В. Щерба. И. А. Бодуэн де Куртенэ (Некролог), стр. 317, сн. 1.

многоступенчатую, но целостную систему и «рассматривать языковые явления так, как они даны в живой действительности, а не в аспекте прежних языковых состояний» (Щерба). «Следует брать предмет исследования таким, каков он есть, не навязывая ему чуждых ему категорий». Анализируя языковую систему, Бодуэн де Куртенэ находит в ней не только связи и соотношения элементов в состоянии синхронной неподвижности, но и открывал в живом настоящем слои прошлого и зародыши будущего. «Этим диалектический синхронизм Бодуэна отличается от чересчур статического синхронизма Соссюра» ¹⁸.

Рассматривая языковую систему как «обобщающую конструкцию», Бодуэн де Куртенэ раскрыл основные свойства динамической системы языка. В статье «Классификация языков» (1910) он писал: «Всесторонняя морфологическая характеристика языкового мышления должна учитывать тот факт, что, с одной стороны, налицо пережиточные формы, унаследованные от прошлого и более не соответствующие данной структуре языка в целом, и что, с другой стороны, известные явления, так сказать, предсказывают будущее состояние данного племенного и национального языка. . . вследствие чего они еще не соответствуют синхронному состоянию соответствующего языка» ¹⁹.

По словам самого Бодуэна де Куртенэ, «в языке, как и вообще в природе, все живет, все движется, все изменяется. Спокойствие, остановка, застой — явление кажущееся; это частный случай движения при условии минимальных изменений. Статика языка есть только частный случай его динамики или скорее кинематики» ²⁰.

Бодуэн де Куртенэ создавал свои конкретные языковедческие работы и свои теории вне рамок господствующих лингвистических направлений. Он сам стал духовным вождем особого лингвистического направления, которое развивалось непосредственно под его влиянием или через посредство акад. Щербы в самых разнообразных областях нашего отечественного языкознания — в науке о русском языке и вообще в славистике, литуанистике, тюркологии, монголоведении, иранистике, японистике, китаеведении, индологии и других сферах советской лингвистики.

Бодуэн де Куртенэ выдвигает новые определения элементов языковой системы и раскрывает соотношения между ними в разных ярусах или разных подсистемах языка: «Фонемы. . . становятся языковыми ценностями и могут быть рассматриваемы лингвистически только тогда, когда входят в состав всесторонне живых языковых элементов, каковыми являются морфемы, ассоциируемые как с семасиологическими, так и с морфологиче-

¹⁸ См.: Л. В. Щерба. И. А. Бодуэн де Куртенэ. (Некролог), стр 319.
¹⁹ Ср. наст. изд., т. II («Заметки на полях сочинения В. В. Радлова...»)
²⁰ Там же, т. I, стр. 349.

скими представлениями» ²¹, а эти представления, как известно, для Бодуэна «определяются альтернациями или чередованиями» ²².

Бодуэн де Куртенэ связывает изучение системы языка с исследованием «фонетической структуры слов и предложений», «морфологической структуры слов» и «морфологической структуры предложений». Он рассматривал синтаксис как «морфологию высшего порядка», потому что для Бодуэна де Куртенэ морфология в широком понимании этого слова — как бы «душа» языковой системы. Слово как синтагма, как элемент предложения уже переходит из области морфологической структуры слов в сферу морфологической структуры предложения.

Эта методика описания звуковой и грамматической системы языка ярко выступает в «Отрывках из лекций по фонетике и морфологии русского языка» (см., например, «Филологические записки», 1882), в подробных программах курсов, например, по русскому и старославянскому языкам и др.

Так, в программе курса «Древнецерковнославянский язык», который Бодуэн де Куртенэ читал в 1911—1912 гг. на словесно-историческом отделении педагогического факультета Психоневрологического института, перед слушателями ставились такие задачи: «Определить различия языковых состояний: новорусского, древнерусского, первичного древнецерковнославянского и древнецерковнославянских памятников. — Определить произносительно-слуховые элементы: 1) устойчивые, повторяющиеся без изменения во всех этих состояниях; 2) элементы переменчивые, свойственные только некоторым из этих состояний (одному, двум, трем) в отличие от остальных». Не менее примечательна задача: «Различия между языками древнецерковнославянским и русским: 1) географического и этнографического характера; 2) только хронологические. Глагольные формы с этой точки зрения. Различие чисел с этой точки зрения».

В «Обозрении славянского языкового мира» Бодуэн писал о методике диахронического исследования: «Фиксируют два реально данных периода в языковом развитии и далее стараются определить, в каком направлении развивались отдельные категории звуков и вся языковая система в целом» ²³.

3

Бодуэн де Куртенэ тесно связывал изучение языка с изучением общества. «Так как язык возможен только в человеческом обществе, то кроме психической стороны мы должны отмечать

²¹ И. А. Бодуэн де Куртенэ. Введение в языковедение. Изд. 5. Пг., 1917, стр. 160. См. наст. изд., т. II.
²² Там же, стр. 161. См. наст. изд., т. II.
²³ Наст. изд., т. I, стр. 133.

в нем всегда сторону социальную. Основанием языковедения должна служить не только индивидуальная психология, но и социология». Относительно психологизма Бодуэна де Куртенэ акад. Щерба справедливо заметил, что «психологизм Бодуэна легко вынуть из его лингвистических теорий, и все в них останется на месте. Заслуги Бодуэна не в психологизме, а в гениальном анализе языковых явлений и не менее гениальной прозорливости, с которой он усматривал причины их изменений» ²⁴. Социологизм же никак нельзя устранить из бодуэновских концепций. Самая концепция истории языка у Бодуэна де Куртенэ связана с объективной историей общества. В польской статье об общих причинах языковых изменений Бодуэн де Куртенэ писал: «Обязательным условием настоящей истории, как развития прерывистого, но связанного со средой, является непрерывность общения между людьми. Люди, живущие одновременно, влияют дpyг на друга. Всякое новое поколение, вновь нарождающееся и подрастающее, непрерывно сталкивается в лице отдельных своих представителей с представителями предшествующего поколения, образуя так наз. «современное поколение» и так далее, без конца. Если оборвется нить взаимного общения, прекратится и история общества, а также и история языка. Если между одним и другим поколением произойдет хотя бы весьма кратковременный разрыв, непрерывность истории нарушается». Само собой разумеется, что понимание общества и законов его истории не было у Бодуэна историко-материалистическим. С социологическими взглядами Бодуэна связана его оригинальная идея о смешанном характере языков (см. особенно статью «О смешанном характере всех языков», наст. изд., т. 1, стр. 363—373). К сфере социологии языка относятся идея социальной дифференцированности языка, глубокий интерес Бодуэна к жаргонам и тайным языкам (вспомнить можно хотя бы его предисловие к «Блатной музыке» Трахтенберга, а отчасти и предисловие к третьему изданию Словаря Даля; см. наст. изд., т. II).

4

Поднимая вопрос о взаимосвязи языка и мышления, Бодуэн де Куртенэ употреблял выражение «миросозерцание и настроение». Так, он написал лингвистическую заметку «О связи грамматического рода с миросозерцанием и настроением людей, говорящих языками, различающими род». Здесь по категории рода сравниваются языки хамитически-семитические, в которых «мир самцов противопоставляется всему остальному миру, миру самок вместе со всеми неживотными предметами», с языками ариоевропейскими, для которых характерна «сексуализация всего мира субстанциального».

²⁴ Л. В. Щерба. И. А. Бодуэн де Куртенэ. (Некролог), стр. 315.

«Признавая тесную связь между присутствием в языке полового грамматического рода и известными направлениями в мифологии, искусстве, словесности и т. д., референт, однако ж, оговаривается, что он не считает вовсе существование родовых различий так называемою «причиной» тех или других проявлений. Различение родов в языке не есть причина этих проявлений, но оно их поддерживает и находится с ними в тесной связи взаимной зависимости» ²⁵.

Любопытно, что последняя перед смертью Бодуэна де Куртенэ большая и интересная его статья озаглавлена: «Einfluss der Sprache auf Weltanschauung und Stimmung» («Prace filologiczne», t. XIV, 1929). Сюда примыкает и очень интересная социологическая и культурно-историческая статья Бодуэна де Куртенэ «Из источников народного мировоззрения и настроения», напечатанная в 1908 г. в «Сборнике в честь семидесятилетия Г. Н. Потанина». Бодуэн де Куртенэ стремится в ней привлечь внимание исследователей к издававшимся для народа «полуграмотным» и «невежественным» листкам и брошюрам, освящающим «печатью „письма“ народные поверья, предрассудки и собирательные сонные видения отдельных групп человечества» (стр. 237). «Напрасно мы относимся с пренебрежением к этого рода произведениям печати. Ведь они-то и являются обильными источниками эпидемических психо-социальных болезней, они сообщают своеобразный отпечаток воображению многочисленных читателей, они воспитывают и поддерживают известные социальные чувства, руководящие междучеловеческим общением, — прежде всего, конечно, чувство человеконенавистничества...» (стр. 238).

Бодуэн де Куртенэ иллюстрирует темы этих произведений, по большей части религиозно-фанатического, изуверского или фантастического характера, приобретенными им во время неоднократных экскурсий по юго-западным славянским землям, главным образом между словинцами, брошюрами своего собрания (например, «Христово завещание», «Пророчество о грядущих временах, что и как будет происходить вплоть до Судного дня», «Лекарство для изгнания всякого яда» и т. п.). «Некоторые из них представляют весьма ценный материал для диалектолога; все же они заслуживают внимания со стороны психолога, социолога, фольклориста, историка и т. д.» (стр. 238).

5

Интересны статьи и брошюры Бодуэна де Куртенэ по национальному вопросу. Мне придется ограничиться лишь одной иллюстрацией. В брошюре «Национальный и территориальный

²⁵ И. А. Бодуэн де Куртенэ. Лингвистические заметки. — ЖМНП, ч. 331, 1900, октябрь, стр. 368—370.

признак в автономии» (СПб., 1918) Бодуэн де Куртенэ писал, различая группировки людей независимо или в зависимости от человеческой воли, антропологические и общественные: «В области национальной основным нерушимым законом должна быть полная свобода группировок» (стр. 15). Отсюда вытекал и такой вывод: «Вполне возможна сознательная (или полусознательная и даже бессознательная, но могущая быть осознанною) принадлежность к двум и более национальностям, или же полная безнациональность, точнее, вненациональность, наподобие безвероисповедности или вневероисповедности» (стр. 21). Как видно из сказанного, вопрос о национальности и национальной принадлежности решается Бодуэном с социально-психологической точки зрения. Характерна параллель: «Как возможно в одной и той же голове совмещение двух или более языков, точно также возможно в ней сознание принадлежности к двум и более национальностям» (стр. 21). «При объективном распределении людей по отдельным антропологическим и этнографическим категориям одним из важнейших признаков считается язык. Но язык далеко не исчерпывает всей полноты антропологических и этнографических признаков. Эти признаки, между прочим, следующие:

1) антропологические сходства и различия, которыми определяется большее или меньшее расовое родство;
2) язык как главное основание для определения племенного родства;
3) мифологические и прочие верования и все коллективное мировоззрение;
4) народная словесность;
5) обряды и обычаи;
6) памятники письменности и искусства;
7) хозяйственный и домашний быт, тип жилищ и построек, и т. д.» (стр. 17).

Бодуэн де Куртенэ был горячим и убежденным защитником прав национальных меньшинств. «Если вся Россия и ее отдельные автономные части обеспечат всем полную культурную свободу и будут стоять на страже неприкосновенности национальных прав и прав человеческой личности, то без всяких внутренних внушений и принуждений разовьется привязанность к подобному государственному целому, разовьется и укрепится общеобластная и общегосударственная солидарность, а подобное чувство гораздо прочнее и серьезнее пережиточного патриотизма или любви к отечеству в древнем стиле» (стр. 66—67).

Протестуя против смешения территориальности с национальностью, Бодуэн говорил: «Говорить об „иностранных словах в русском языке“, значит смешивать понятия, смешивать территориальность с национальностью» (стр. 65—66).

В связи с «еврейским вопросом» и «сионизмом» Бодуэн касается вопроса о еврейском «жаргоне» (идиш):

«С научной точки зрения, — пишет он, — так наз. «жаргон» ничем не отличается от любого другого языка. Ему свойственны такие же звуковые, формальные, семасиологические и др. особенности, как и всем прочим языкам земного шара. Право на употребление в литературе, в школе, в администрации и т. д. он имеет ровно такое же, как и все прочие языки...» «Противники „жаргона“ утверждают, что если только отнять у него еврейские буквы, он превратится в немецкий язык. Не знаю. Я, по крайней мере, не только понимаю, но и говорю и пишу по-немецки, а все-таки не в состоянии вполне понимать написанное на нем немецкими (т. е. латинскими) буквами. . . Я. . . стою за полную национальную свободу и самоопределяемость каждого гражданина» (стр. 76). Как смело и прогрессивно звучали эти слова в то время, нет нужды разъяснять. В заключение Бодуэн де Куртенэ заявлял, что гибель старой царской России «ни в ком не вызовет сожаления» (84).

6

Трудно в кратком очерке дать даже простой перечень прогрессивных идей Бодуэна де Куртенэ не только в области всех гуманитарных наук, которых он касался, например в области психологии, социологии, текстологии, поэтики, этнографии, фольклористики и т. д., но даже и в области «чистого языкознания», как он выражался. Пришлось бы разъяснять бодуэновские мысли о лексикологии и этимологии, о сравнительной грамматике, о фонетическом и морфологическом нуле, о морфологической абсорбции и других процессах изменения границ между морфологическими частями слов, об общих законах развития структур слов и предложений, о факультативных фонемах, о типологической классификации языков, о патологии языка, о детском языке и др. Быть может, в этой связи следует напомнить одно типологическое обобщение Н. В. Крушевского, несомненно, восходящее к Бодуэну де Куртенэ: «. . . Не сравнение родственных слов, а родственных явлений и не в родственных языках, а при родственных условиях, — заслуживает прежде всего названия сравнительного изучения языка в истинно научном значении этого слова» (Н. В. Крушевский. К вопросу о гуне, стр. 44).

Поразительны широта научно-исследовательских интересов Бодуэна де Куртенэ, смелость, свобода и оригинальность его научной мысли, перспективность и значительность, современная актуальность многих его обобщений. Но не менее удивительны его скромность и научная щедрость, хотя никто из лингвистов последней трети XIX и начала XX в. не подвергался таким издевательствам и даже преследованиям, как он. В «Лингвистических заметках и афоризмах», посвященных разбору теоретических работ проф. В. А. Богородицкого, Бодуэн де Куртенэ писал о себе,

о руководителе «Казанской лингвистической школы»: «Он с самого начала старался по возможности больше учить, не держа знаний под спудом и развивая самостоятельность учеников. В виду этого он не дорожил временем, в ущерб даже своей личной научной производительности. . . В . . . руководимых им лингвистических кружках господствовало общее воодушевление и горячив интерес к науке: и «руководитель» и «руководимые» воздействовали друг на друга и создавали настоящую научную атмосферу. Правда, сам «руководитель» и «основатель Казанской лингвистической школы», — как отзывался о себе сам И. А. Бодуэн де Куртенэ, — отличался неудовлетворительною научною подготовкой и небольшим запасом знаний, но все-таки и этого капитала хватало пока для вызова живого обмена и оборота мыслей и для верного понимания научных фактов. «Руководитель» давал все. что мог, выкладывая перед слушателями и участниками практических занятий все свои знания и общие замечания, без зависти, нe оберегая ревниво и завистливо «своей умственной собственности» перед непосвященным взором. К некоторым выводам и «руководитель» и «руководимые» доходили общими силами, общим трудом. . .».

Далее делается краткое изложение основных принципов бодуэновского учения: важность строгого различения звуков и букв, важность различения фонетических и морфологических частей слов, важность различения фонетической и морфологической делимости слов, важность различения чисто фонетического (физиологического) и психического элемента в языке, важность различения изменений, совершающихся каждовременно в данном состоянии языка, и изменений, совершающихся в истории, на протяжении многих веков и в целом ряду говорящих поколений, важность считаться с требованиями географии и хронологии по отношению к языку (разные наслоения языковых процессов), преимущество наблюдений над живым языком перед догадками, извлекаемыми из рассмотрения памятников, великая важность анализа и разложения сложных единиц на их отличительные признаки и т. д.

При этом проповедовалась «полная равноправность всех языков, полная демократизация объекта исследования. . .».

Существенным признаком бодуэновской школы «является стремление к обобщениям, стремление многими порицаемое и даже осмеиваемое, но тем не менее стремление, без которого немыслима ни одна настоящая наука».

Бодуэн де Куртенэ не скрывает и крупных недостатков своей школы.

«Одним из этих недостатков следует признать проявившееся с самого начала стремление к радикальным реформам и к смелому разрушению многих старых воззрений без возможности заменить их достаточным количеством новых. Высказывалось много мыслей,

которые однакож оставались большею частью набросками и недомолвками, без надлежащего развития. . .

Мы забывали о той давно подмеченной истине, что не все новое хорошо и не все старое заслуживает быть забракованным и выброшенным, но тем не менее и от нашего „нового“ осталось кое-что хорошее и, полезное». Другим недостатком бодуэновского направления «была попытка создать целую массу новых научных терминов, хотя, с другой стороны, некоторые из этих терминов оказались весьма пригодными и необходимыми и во всяком случае свидетельствовали о новых взглядах и о новом понимании научных вопросов. . .».

Тут же Бодуэн де Куртенэ упоминает о формулах, с помощью которых он старался представить или разложение целого на части, или последовательность языковых процессов. Хотя эти формулы «крайне неуклюжи и, так сказать, неповоротливы, но автор защищает их» ²⁶.

Наш долг — справедливо оценить великую историческую роль Бодуэна де Куртенэ в развитии общего языкознания и славистики, включая сюда и науку о русском языке, выделить в его сложном и противоречивом научном творчестве прогрессивное и перспективное, живое и актуальное для нас, исторически осмыслить пережитки прошлого и глубокие противоречия в его научной и общественной деятельности и воздать должное его грандиозному труду и его подвижнической жизни.

²⁶ И. А. Бодуэн де Куртенэ. Лингвистические заметки и афоризмы. См. наст. изд., т. II.