В. В. Виноградов. Проблемы литературных языков и закономерностей их образования и развития. М.: Наука, 1967. С. 117—125.

 

VIII


ОБЩИЕ ИТОГИ ИСТОРИЧЕСКОГО ИЗУЧЕНИЯ РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА В ДОСОВЕТСКУЮ ЭПОХУ

Интересно и поучительно сопоставить с описанием всего широкого круга вопросов, относящихся к истории литературных языков, общие итоги и проблемы изучения истории русского литературного языка в эпоху, предшествующую развитию советской, марксистской теории общего языкознания. Ведь теория развития литературных языков в настоящее время является, как уже было сказано вначале, одной из самых живых, богатых конкретными результатами и широкими обобщениями областей языкознания, особенно интенсивно подвергающихся научно-исследовательской разработке в Советском Союзе. Это естественно. Тут есть своя историческая закономерность, хотя и очень сложного характера. Проблемы истории русского литературного языка — в первую очередь, а затем несколько позднее — с эпохи Гоголя, Белинского и Тараса Шевченко — украинского (малорусского, как говорили в свое время), а в связи с этим — и белорусского, в более же широком плане — с возникновением русского научного славяноведения — и других славянских литературных языков стали в центре нашей отечественной славистики досоветского периода.

Языки письменности и литературы славянских народов в их соотношениях и взаимодействиях, в их историческом развитии, в их связях, взаимовлияниях и родственной близости больше всего возбуждали внимание, научно-общественный интерес и творческие, исследовательские усилия наших филологов, начиная с А. С. Шишкова, но особенно с А. X. Востокова, К. Ф. Калайдовича, продолжая

117

О. М. Бодянским, В. И. Григоровичем, Ф. И. Буслаевым, И. И. Срезневским и другими и завершая А. И. Соболевским, А. А. Шахматовым, В. М. Истриным, С. М. Кульбакиным, Б. М. Ляпуновым, В. Н. Щепкиным, М. Н. Сперанским, Г. А. Ильинским, А. Л. Погодиным, П. А. Лавровым, Е. Ф. Карским, Л. А. Булаховским, А. С. Орловым, Л. П. Якубинским, Б. А. Лариным, Д. С. Лихачевым, В. П. Андриановой-Перетц, П. Я. Черных, П. С. Кузнецовым и многими другими советскими славяноведами.

Уже с 30—40-х годов XIX в. к этой важной славистической проблеме в ее сравнительно-историческом и типологическом аспектах присоединилась еще более широкая общественно-политическая задача — определить место русского языка, прежде всего русского литературного языка, в системе других славянских языков, его общеславянскую миссию или функцию представительства на мировой культурной арене, во всяком случае в плане панславизма и европоцентризма. Хотя эта задача носила тогда явный узкоидеологический, тенденциозный характер российского славянофильства, однако она вызвала усиленный интерес к наблюдениям над процессами параллельного, как бы симметрического движения, соотношения и развития разных славянских литературных языков (работы П. С. Билярского, А. А. Майкова, А. Ф. Гильфердинга, П. Кулаковского, И. И. Первольфа и др.). Выдвигался принцип сравнительного, или сопоставительного, изучения истории славянских литературных языков.

Естественно, что особенно глубокий и разноообразный интерес испытывали русские филологи к историческим судьбам русского литературного языка. Еще со времени Ломоносова (а в отдельных высказываниях и гораздо раньше) остро выступила проблема русского литературного двуязычия, или билингвизма, в донациональную эпоху. Она затем тесно сочеталась с вопросом о связи, взаимодействии и соотношении народно-русской и старославянской, древнеславянской (или церковнославянской) стихий в истории русского литературного языка, о старославянизмах или древнеславянизмах в русском языке (ср. труды Шишкова, Востокова, Буслаева, Срезневского, Григоровича, Прейса, Шахматова, Ягича, Соболевского, Булича, Будиловича, Обнорского и др.).

Эта проблема, исторически расчленяясь и конкретизируясь применительно к разным этапам истории русского

118

литературного языка, вместе с тем вырастала в общую проблему о соотношениях и взаимодействиях южнославянских и восточнославянских литературных языков в эпоху до-национального развития этих языков — в связи с тем, что в истории литературных языков этих народов — эпохи средневековья — наряду со специфическими вариациями у них народно-литературного языкового творчества огромную роль играл старославянский, или церковнославянский, язык с своеобразными народными наслоениями и вариантами (ср. двухтомную работу проф. А. С. Будиловича «Общеславянский язык в ряду других общих языков древней и новой Европы» — Варшава, 1892; а в советскую эпоху интересные труды — у нас Н. И. Толстого, в Италии — римского профессора Рик. Пиккио).

Во второй половине XIX в. особенную остроту приобрел вопрос, возникший гораздо раньше, вопрос об исторически изменяющихся связях и отношениях между русским литературным языком и его диалектами. Этот вопрос, отчасти связанный с изучением диалектной основы литературного языка (киевского койне — для древнерусской поры, говора города Москвы и его этнографического окружения — для эпохи великорусской народности), получил более широкую постановку и более разностороннее освещение, когда стали распространяться исследования языка писателей XVIII—XIX вв. и когда возникла проблема об отношении стиля литературных произведений разных авторов к норме литературного языка (например, о диалектизмах в языке Тургенева, Л. Толстого, Г. Успенского и т. п.).

В трудах акад. А. А. Шахматова вопрос о диалектной базе русского национального литературного языка приобрел новое, очень глубокое содержание. Он вырос до вопроса о соотношении северновеликорусских и южновеликорусских элементов в составе сначала средневеликорусского, московского койне, а затем русского литературного языка, о связи процессов образования средневеликорусских говоров с формированием народно-структурных основ русской литературной речи, об истории говоров великорусских государственных центров — Владимира, Ростова, Суздаля и особенно Москвы — и их влиянии на изменения в произносительной системе разговорного общевеликорусского койне. При этом А. А. Шахматов выдвинул гипотезу о социальных различиях в говоре Москвы как столич-

119

ного центра в XV—XVI вв.: верхи — окали, низы — акали.

Последующие диалектологические работы (например, П. С. Кузнецова, Р. И. Аванесова, Вал. В. Иванова, К. В. Горшковой и др.), хотя и указали на разнообразие и большую сложность процессов образования среднерусских говоров, не прибавили ничего особенно существенного к концепции А. А. Шахматова в той ее части, которая касалась вопросов воздействия диалектной речи на историю литературного языка, а тем более вопросов о формировании городских, средневеликорусских «койне» и вообще вопроса о народно-речевой базе русского литературного языка. Накопление историко-диалектологических материалов, изучение памятников письменности, особенно деловой, XII—XVII вв. еще более подчеркнули необходимость тесной связи между изучением истории литературного языка и истории народно-диалектной речи (см. работы В. И. Чернышева, Б. А. Ларина, Ф. П. Филина, С. И. Коткова, А. П. Евгеньевой и др.). И тут снова, хотя и не в очень дифференцированном виде, выступала идея различия закономерностей развития литературных языков в сфере их взаимодействий с народными говорами в разные исторические периоды 118.

Таким образом, уже изучение истории русского языка в досоветское и особенно в советское время показало, что закономерности связей и взаимодействий между литературным языком и народными диалектами различны в разные периоды истории языка и народа.

Отчасти к этому же выводу приводили и исследования в области древнерусской письменно-деловой речи, ее связей с народными говорами и ее отношения к литературному языку (ср. работы А. А. Шахматова по изучению языка новгородских и двинских грамот, А. И. Соболевского и Н. М. Каринского — псковских памятников, а позднее П. Г. Стрелкова и К. В. Горшковой — московских грамот, С. М. Успенского — смоленских грамот, С. И. Коткова — текстов южновеликорусской и московской деловой и обиходно-бытовой речи и многие другие). Необходимо указать еще на одну очень важную сферу наблюдений, установивших специфические качества

118 См.: Ф. П. Филин. К вопросу о так называемой диалектной основе русского национального языка. — В сб.: «Вопросы образования восточнославянских литературных языков». М., 1962,

120

литературного языка древней поры и его отличие от литературного языка нового времени. Эти наблюдения относились к стилистическим различиям как в сфере функционирования общего литературного языка, так и в кругу индивидуально-стилистического варьирования литературной речи. И тут сначала в истории древнерусского литературного языка — со второй половины XIV — до начала XVII в. — не были отчетливо выделены и точно охарактеризованы типические стилистические разновидности древнерусского литературного языка и в области книжных церковнославянских жанров литературы и в сфере народно-литературных вариаций. Лишь со второй половины XVI — начала XVII в. выдвигается на основе античных и западноевропейских традиций теория трех стилей как преддверие сложной борьбы за единые нормы общенационального литературного русского языка.

Нормы, еще очень зыбкие в период феодализма, замыкаются в то время в узких пределах письменно-литературного языка и не оказывают заметного влияния на народный разговорный язык и его диалектные ответвления. Нормализация общего национального языка неразрывно связана с расширением влияния литературного языка на народно-разговорный язык, особенно в связи с образованием литературно-разговорной формы национального языка и с характерным для периода преднационального и национального развития процессом нивелировки диалектов, объединения их в интердиалекты и городские койне. В эпоху национального развития устойчивая нормализация охватывает все стороны литературной речи, в том числе и произношение. Так, русское литературное произношение в основном закрепилось и установилось, приобретая характер национальных норм, не раньше 20—40-х годов XIX в. — не без воздействия образцового театрального произношения.

Итак, в основном уже на базе изучения русского литературного языка в досоветскую эпоху было установлено, что исследование исторических основ нормализации русского литературного языка содействует определению существенных дифференциальных факторов между разными периодами развития литературного языка.

С тесно примыкающими сюда вопросами изменений в стилистической структуре русского литературного языка был связан вопрос о соотношении и взаимодействии литературного языка и языка художественной литературы,

121

особенно остро выдвинутый, хотя и с совершенно разных точек зрения, во второй половине XIX и в начале XX в. исследованиями А. А. Потебни и работами проф. Е. Ф. Будде. Но этот вопрос приобрел первостепенное значение лишь в 20—30-х годах текущего столетия.

А. А. Потебня, заложивший новые основы исторического синтаксиса русского и других славянских языков, указал новые пути и возможности исследования литературного языка и языка художественной литературы. Применяя к этой области свою теорию прозы и поэзии, их взаимодействия и словесного поэтического творчества как основного движущего фактора речи, Потебня писал: «Так называемый „общий” язык в лучшем случае может быть только техническим языком, потому что он предполагает готовую мысль, а не служит средством к ее образованию. Он существенно прозаичен (без представлений). Но проза без поэзии существовать не может: она постоянно возникает из поэзии» 119. Таким образом, А. А. Потебня выдвигает как одну из центральных проблем истории литературных языков проблему соотношения и взаимодействия прозаических (по большей части коллективно обезличенных) и поэтических (индивидуально творческих, образных) форм. При этом А. А. Потебня признавал — особенно для нового времени — нормальным и господствующим в последовательном развитии языков «равновесие», «средние пределы колебаний» между речевым стандартом и поэтическими устремлениями творческих индивидуальностей. «Надо думать, — писал Потебня, — что в отдельных лицах, говорящих тем же языком, количественная разница между образными и безобразными словами может быть очень велика, но что должны быть средние пределы колебаний, выход из коих возможен лишь при ненормальном состоянии народа» (стр. 22).

Потебня подчеркивал важность изучения взаимоотношений и взаимодействий стилей «литературы грамотных классов» и народной поэзии. И в той и другой области Потебне представлялись особенно существенными задачи наблюдений над «родословной поэтических образов» (стр. 33) и над процессами их «сосредоточения в более видные и крупные целые» (стр. 116). Поэтому Потебня не считал

119 А. А. Потебня. Из записок по теории словесности. Харьков, 1905, стр. 31.

122

возможным резко обособлять от изучения литературных языков эстетико-стилистический анализ словесно-художественных произведений. Категории личного и безличного творчества, перенесенные в сферу литературного языка, определяют здесь принципиальное различие между «групповым характером» социально-речевого общения и употребления языка и между литературно-художественными произведениями. «Знание независимо от своей степени ведет к умышленному влиянию на познаваемое. Отсюда мы не без основания относим к известным лицам как известные общие характеры литературных языков, впрочем заключая обыкновенно a potiori (язык Ломоносова, Карамзина, Пушкина), так и известные слова и обороты. И тем не менее в целом мы по отношению к языку остаемся на степени безличного творчества» (стр. 145—146). Отсюда следует, что «нормальный рост языка есть незаметное изменение, подобное изменению образов в народной поэзии» (стр. 146). В формах безличного творчества нет «произвола» личности, нет скачков, здесь протекает естественная эволюция. «Общество терпит произвол личности, лишь будучи само в ненормальном состоянии, как бывает при падении литератур или их возрождении после долгого перерыва. Так, мы ограничиваемся иронической улыбкой, видя, что писатель в простоте души считает полезным и важным сказать „глупь” вместо „глупость” или, если ему не дают покою сложные немецкие слова и он обогащает русский язык „судоговорением”, „законопроектом”» (стр. 18). Однако Потебня не указывает исторически, а также эстетически изменяющихся форм и способов соотношения и взаимодействия личного и безличного творчества в истории языка так же, как не определяет исторических закономерностей и разных типов воздействия литературно-художественных произведений на литературный язык вообще. Ведь если язык безличен, то литературное произведение лично. «Противоположность безличного и личного творчества сказывается в характере преемственности литературных произведений» (стр. 147). «Произведения, как отдельного автора, так и школы, связанной преемственностью, даже глазам историка, отыскивающего связь явлений, представляются обособленными, явственно разграниченными ступенями генеалогической лестницы». Закономерности истории общего литературного языка и закономерности развития системы литературно-художественных направлений, школ и стилей очень различны. Генезис

123

литературного произведения сложен и противоречив. «Преемник воспитывается не только итогами мысли предков, извлекаемыми из общения с людьми (мыслями, как говорится, носящимися в воздухе, никому в частности не принадлежащими), но и произведениями прежних веков, слагаемыми этих итогов, взятыми порознь, произведениями современников и предшественников в их особности. Чем богаче прошедшее литературы и обширнее пользование ими, тем, при равенстве прочего, разнообразнее могут быть новые произведения» (стр. 147). В речевой структуре литературно-художественного произведения для Потебни особенно содержательными и эстетически ценными казались специфические внутренние качества образа или образов, его увлекали исследования их «генеалогии» и «типологии». Как весь этот круг проблем и задач поэтической речи вливался в историю литературного языка или влиял на его развитие, — этого Потебня не открыл и не осветил.

Следовательно по отношению к вопросу о влиянии языка художественной литературы на развитие русского литературного языка, а также вообще по вопросу о взаимодействии и соотношении между ними выдвигается задача выяснить исторические закономерности в формах и типах этих связей, так как различие между ними в разные периоды литературно-языкового развития неоспоримо. Правда, в настоящее время иногда эти области исторического изучения языка совсем разграничиваются. Так, проф. Н. С. Поспелов в статье «О трех аспектах исторического изучения языка» предлагает вообще обособить от истории литературного языка историю языка художественной литературы, в которой «все изучаемые явления концентрируются вокруг основной задачи исследования композиционной структуры литературных произведений, исходя из «образа автора» 120. Литературный же язык «в отличие от языка как предмета изучения исторической лексикологии и исторической грамматики выступает с чертами общего для определенной эпохи письменного и устного языка, характеризующегося нормотетическими по своей целенаправленности законами развития, действующими в определенное время с обязательностью общеязыковой нормы (ср.: Б. Трнка и др. К

120 «Otázky slovanské syntaxe». Sborník brnenské syntaktické konference 17—21. IV 1961. Spisy University J. E. Purkine v Brne. Filosofické faculta, Praha, 1962.

124

дискуссии по вопросам структурализма, — ВЯ, 1957, № 3, стр. 44). «Историю литературного языка в целом характеризуют две общие, противоположные друг другу тенденции его развития: 1. стремление к сохранению и укреплению действующей в нем нормы и 2. стремление к преобразованию сложившейся нормы (ср.: В. Havránek. Zum Problem der Norm in der heutigen Sprachwissenschaft und Sprachkultur. Actes du IV-e Congres international des linguistes. Copenhague, 1938, стр. 154). В силу решающего значения момента выбора в становлении и оформлении той или другой нормы литературного языка в его развитии большую роль играет отбор моделей, осуществляемый в процессе столкновения синонимических средств выражения того или иного лексического значения или грамматической функции» (стр. 130—131).

Проблема литературно-языковой нормы и ее внутреннего содержания, степени охвата этой нормой в разные исторические периоды разных ярусов или уровней литературного языка, раскрытие социально-исторических условий и структурных качеств разных видов или типов нормы — все это также является одной из основ структурно-исторической дифференциации разных периодов и эпох истории литературного языка.

[125]
Рейтинг@Mail.ru