О. Г. Ревзина

Москва

МИХАИЛ ЛЕОНОВИЧ ГАСПАРОВ

(13.IV.1935—7.XI.2005)

Михаил Леонович Гаспаров — огромное явление в русской и мировой науке и культуре. В нем соедини­лись ученый, переводчик, писатель и поэт. Для трудов академика М. Л. Гаспарова в библиотеках выделяют от­дельную «гаспаровскую» полку. На ней размещаются переводы античных и западноевропейских авторов, во многих случаях с комментариями и вступительными статьями (25 публикаций, большая часть которых — от­дельные книги, это Эзоп, Пиндар и Аристотель, Ови­дий, Гораций и Цицерон, Ариосто, Петрарка, Мильтон, Дж. Донн, Э. Паунд и К. Кавафис — всех не перечис­лить), монография 1971 г. «Античная литературная басня (Федр и Бабрий)»; фундаментальные исследова­ния по стиховедению: «Современный русский стих: метрика и ритмика» (1973), «Очерк истории русского стиха: метрика, ритмика, рифма, строфика» (1984), «Очерк истории европейского стиха» (1989), «Русские стихи 1890-х — 1925 годов в комментариях» (1993), «Метр и смысл: Об одном из механизмов культурной памяти» (1999); «Избранные труды» в трех томах (1997), «Занимательная Греция: рассказы о древнегреческой культуре» (1995), «Записи и выписки» (2000) — не счи­тая публикаций в журналах, сборниках и коллективных монографиях. Харизма, дарованная этому необыкно­венному человеку, освящала всю его жизнь, его науч­ную и общественную деятельность. Его труды по сти-

ховедению полны таблиц и подсчетов — а гуманитарии не могут от них оторваться. Он избегал теоретических построений — и создал поистине уникальную, точную и всеохватную историю русского поэтического дискурса. Себя как автора он низводил до «призрачного стекла», сквозь которое максимально хорошо виден предмет, — и поместил совершенно исповедальную прозу в «Записи и выписки». Кабинетный ученый, М. Л. Гаспаров читал лекции в переполненных аудиториях, давал интервью и участвовал в конференциях и дискуссиях на темы «интеллигенции и революции», «филологии как нрав­ственности», «пути к независимости и прав личности», а «Занимательную Грецию» задумывал как книжку для детей. Михаил Леонович был неотразимо притягателен — с его высокой, чуть согбенной фигурой, мягкой улыб­кой, с его глубочайшим вниманием к собеседнику. Его демократичность была беспрецедентной — он вступал в переписку со всеми, кто к нему обращался, не отказы­вал ни в отзыве, ни в статье, ни в консультации, ни в совете – и при этом говорил и писал только правду, вне каких-либо привходящих обстоятельств. М. Л. Гаспаро­ву было чуждо учение М. М. Бахтина, равно как пост­структурализм и деструктивизм («нарциссическая фи­лология»), но он их так замечательно растолковал, что только обогатил. Научный и моральный авторитет М. Л. Гаспарова был исключительно высок и соединялся с любовью и восхищением — но себя самого М. Л. Гаспа­ров судил даже не по гамбургскому, а сверхгамбург­скому счету. Он называл себя не интеллигентом, а «че­ловеком умственного труда» или «интеллигентом во втором поколении»; он отказывал себе во вкусе, не до­пуская каких-либо погрешностей против вкуса в своей исполненной простоты и лаконичности великолепной

прозе; не находил у себя чувства юмора, заполняя «За­писи и выписки» совершенно блистательными, тонки­ми и изысканными примерами этого чувства; и не ви­дел в себе доброты – это он, кто был так щедр, что, ра­ботая большую часть суток, никогда не заканчивал раз­говор сам и отвечал на любые вопросы — научные и че­ловеческие. На защите одного из дипломов состоялся письменный диалог по поводу строки О. Мандельшта­ма «Одиссей возвратился, пространством и временем полный», и Михаил Леонович написал: «“Одиссей... пространством и временем полный”, по-видимому, значит: он отчерпнул часть абсолютного, общего про­странства и времени и сделал эту часть своей, присво­ил. Считать ли, что здесь больше ощущается начальное, неприсвоенное или конечное, присвоенное состояние. Мне (очень субъективно) сильнее кажется здесь первое, но, конечно, возможно и второе. И так, наверно, всю­ду?» В этой глубине интерпретации, в открытости дру­гому мнению – весь Михаил Леонович. Мандельштамовскую цитату можно переадресовать и сказать, что сам Михаил Леонович сделал полным абсолютное об­щее пространство и время, насытив его смыслом и зна­чительностью, придав нашему существованию особое измерение оттого, что мы стали его современниками.

«Я существую только по попущению общества и мо­гу быть уничтожен в любой момент за то, что я не со­вершенно такой, какой ему нужен» (М. Л. Гаспаров). Велика боль от утраты Михаила Леоновича, и трудно удержаться, чтобы не вскричать: да какого же вам нуж­но, люди?

14