Язык: изменчивость и постоянство. К 70-летию Л. Л. Касаткина / Отв. ред. М. Л. Каленчук. М.: ИРЯ РАН, 1998. С. 225—230.

225
С. А. Полковникова

О ПЕРЦЕПТИВНОЙ ФУНКЦИИ И ПЕРЦЕПТИВНОЙ ПОЗИЦИИ ФОНЕМЫ

Задача этих заметок — рассмотреть один из основных терми­нов Московской фонологической школы — термин “перцептивная функция фонемы” в двух аспектах:
— аспекте дихотомии язык — речь;
— аспекте соотнесенности перцептивной функции и перцеп­тивной позиции фонемы.

Общепризнанным является положение о том, что фонема — это единица языка (не речи), из чего вытекает, кроме других положе­ний, и то, что фонема — это абстрактная единица, не сводимая к тем реализациям, которые выступают в определенных позициях1. Большинство ученых отмечает также абстрактный характер языко­вой системы. Очень точно об этом сказано А. А. Реформатским: “О языке можно судить не непосредственно, а лишь через построение моделей, исходя из данностей речи и прежде всего преодолевая ее линейность. Языком можно владеть и о языке можно думать, но ни видеть, ни осязать язык нельзя. Его нельзя и слы­ть в прямом перцептивном значении этого слова” [Реформатский 1961, с. 119].

Если язык не воспринимается в прямом перцептивном значе­нии, то что же такое перцептивная функция фонемы? Может ли фонема выполнять перцептивную функцию, если язык, элементом которого она является, чувственно не воспринимается? Есть опре­деленное несоответствие между этими двумя положениями: при­знанием перцептивной функции фонемы и принципиальной невоз­можностью ее восприятия на слух.

Каков характер этого несоответствия, каковы его причины? Для выяснения этого целесообразно рассмотреть определение перцеп­тивной функции и некоторые признаки языковых единиц в отличие

1Ученые МФШ придавали большое значение вопросу о назывании фонемы. М. В. Панов пишет, что называние фонемы по ее основной разновидности имеет свои неудобства: фонема <а> не равна звуку [а], а название сбивает с толку, заставляет думать, что есть равенство фонемы и звука. В. Н. Сидоров предлагал называть фонемы совсем не мотивированными словами: вместо фонемы <а> го­ворить Семен и т. п. [Панов 1979, с. 118].


226

от речевых (конечно, только в рамках той задачи, которая постав­лена в статье).

А. А. Реформатский в разное время определял перцептивную функцию фонемы одинаково — как функцию восприятия, при этом в качестве единиц восприятия он указывал:
—  материальные знаки языка (в первую очередь звуковые, затем графические) [Реформатский 1947, с. 55];
—  фонемы (“применительно к перцептивной функции сильной позицией будет та, где данные фонемы произносятся и слышатся отчетливо”) [Реформатский 1970, с. 377];
—  звуки речи (“перцептивная функция фонемы — это возмож­ность воспринимать органом слуха, ухом, звуки речи и их соче­тания” [Реформатский 1967, с. 207].

Как видно, понятие перцептивной функции фонемы опреде­ляется через разные единицы, которые и соотносятся, и противо­речат той характеристике языка, которая приведена выше. Следует, однако, отметить, что взгляды Реформатского на сущность языка менялись; так, если в первом издании “Введения в языковедение” (1947) он писал о том, что язык в целом доступен восприятию [Ре­форматский 1947, с. 55], и это вполне коррелирует с понятием “ма­териальные знаки языка”, то впоследствии отмечается абстракт­ность языка, который нельзя “ни видеть, ни осязать, ни слышать”. Но в то же время признание языка как определенной абстракции сочетается с отсутствием последовательного и непротиворечивого разграничения фонемы как единицы языка и фонемы “как произ­носимой и слышимой единицы” , сочетается с использованием по­нятия (и термина) фонемы недифференцированно по отношению к дихотомии язык — речь. Как правило, отнесенность фонемы к язы­ку присутствует в ее дефиниции (фонема — минимальная единица звукового строя языка, дифференциальный знак языка), при рас­смотрении реализаций фонемы (варианты и вариации — как неос­новные разновидности фонемы), однако, например, при определе­нии позиций и при анализе частных вопросов, тем более фактичес­кого материала, последовательная соотнесенность фонемы с языком не прослеживается. Так, сильной позицией применительно к пер­цептивной функции называется такая позиция, в которой фонемы произносятся и слышатся отчетливо, где звучание фонемы не ме­няется, слабой позицией называется та, где произношение фонемы зависит от окружающей обстановки [Реформатский 1970, с. 377]; интересен с этой точки зрения анализ различий понятия фонемы


227

и звука речи: в учебнике “Введение в языковедение” 1967 [Рефор­матский, с. 210] это различие усматривается в том, что фонема может состоять (выделено мной — С. П.) не только из одно­го звука, но и двух”; в издании 1947 г. эта мысль выражена более точно: фонема может быть реализована в речи и одним звуком, и двумя” [Реформатский 1947, с. 76]. Эти формулировки и сам способ описания лишают фонему статуса инвариантной едини­цы языка, делают различия между фонемой и звуком речи скорее количественного, чем качественного характера.

В чем причины этой непоследовательности? По-видимому, со­здание теории фонем шло параллельно с осмыслением сущности языка как знаковой системы, при этом не сразу и не всегда осозна­валось такое важное свойство знаковой системы, как ее двойст­венность, существование в двух “состояниях” — языка как систе­мы инвариантных знаков и речи как реализации этой системы. В разных работах можно отметить одинаковое несоответствие, с одной стороны, признание того, что язык не дан непосредственно ни но­сителю языка, ни лингвисту, изучающему язык, и, с другой, — не­обходимость восприятия языка на слух для выполнения им функ­ции общения2. Так, Реформатский отмечает, что “в непосредствен­ном наблюдении лингвисту дан речевой акт” , но для лингвиста это лишь отправной пункт, лингвист должен «остановить данный в не­посредственном наблюдении процесс речи, понять “остановленное” как проявление языка в его структуре, определить все единицы этой структуры в их системных отношениях и тем самым получить вторичный (выделено мной — С. П.) и конечный объект лин­гвистики — язык в целом» [Реформатский 1967, с. 37]; в то же время, анализируя признаки знака (применительно к языку, т.е. признаки знака языка — С. П.), в качестве первого признака называется материальность знака — “знак должен быть доступен чувственно­му восприятию, как и любая вещь” [Реформатский 1967, с. 20].

Такую различную интерпретацию языка и языковых единиц мож­но, по-видимому, объяснить тем, что двусторонняя природа языка не всегда принимается во внимание, терминологически разные “со­стояния” языка (язык и речь) не разграничиваются. Мысль о двусто­ронности языка есть в работах Реформатского, он пишет, что речевой акт — это лишь отправной пункт для лингвиста, язык — вторичный

2 См., например, определение знака, означаемого и означающего знака в “Совет­ском энциклопедическом словаре” [СЭС 1983]; Ю. С. Маслов “Введение в языко­знание” [Маслов 1975, с. 8 и 51].


228

и конечный объект лингвистики, но она не доведена до конца, воз­можно поэтому фонема как единица языка и фонема как слышимая и произносимая единица, т.е. единица речи, не всегда разграничены.

Н. С. Трубецкой показал различие между обозначающим в речи и обозначающим в языке: “Обозначающим в языке могут быть только такие правила, согласно которым упорядочивается звуковая сторона речевого акта; обозначающим в речи является конкретный звуковой поток — физическое явление, воспринимаемое на слух. Воспроизводиться и восприниматься могут только элементы рече­вого акта. Язык не воспроизводится и не воспринимается” [Трубец­кой 1960, с. 8, 17, 19]. Среди функций фонемы, выделяемых Тру­бецким, перцептивная функция отсутствует.

Последовательное разграничение “двух состояний” — языка и речи, возможно при разработке системы терминов для единиц языка и единиц речи. Б. Н. Головин справедливо писал: “Возмож­ность и необходимость различения науки о языке и науки о речи, взаимосвязанных, взаимодействующих, но не совпадающих (выделено Головиным — С. П.), очень остро ставит вопросы тер­минологии и определения лингвистических понятий и терминов. В сущности давно назрела необходимость определения звука в языке и звука в речи, слова в языке и слова в речи. Эта необходимость начинает осознаваться, соответствующие определения уже пред­лагаются. И если бы наука о языке могла стать в этих вопросах до­статочно последовательной, она должна была бы “удвоить” оп­ределения всех структурных единиц языка, всех его категорий, но до этого еще далеко” [Березин, Головин 1979, с. 25].

Итак, анализ перцептивной функции позволяет сделать следую­щие выводы: 1) перцептивная функция, т.е. возможность восприятия на слух, — свойство не фонемы, а ее репрезентанта; 2) фонема не мо­жет ни воспроизводиться, ни восприниматься органами чувств, так как это обобщенная единица звукового строя языка Это положение соот­носится с пониманием языка как системы знаков; 3) отнесение пер­цептивной функции к фонеме (а не к звуку) отражает разные, изменя­ющиеся и не всегда последовательные взгляды на дихотомию язык — речь, соотношение единиц языка и единиц речи, в частности фонему и звук; это отражает особенности осознания двойственности языка (языковых явлений, по Щербе, речевой деятельности, по Соссюру).

Перцептивная функция фонемы определяется неоднозначно: как функция восприятия (Реформатский) и как функция отождест­вления (опознавания) слов и морфем [Касаткин 1989, с. 202; ЛЭС


229

1990, с. 552] и др. Несмотря на эти различия, определение позиции фонемы с точки зрения перцептивной функции одинаково — оно связано с обусловленностью/необусловленностью позицией того звука, в котором реализуется фонема, с невозможностью нейтрали­зации фонем в этой позиции. Реформатский писал: “Необходи­мость различать эти две функции (перцептивную и сигнификатив­ную), практически неразрывные в акте речи, вытекает прежде всего из анализа результатов реализации фонем в различных пози­циях и важности различия понятий вариантов и вариаций, полу­чающихся в слабых позициях” [Реформатский 1970, с. 374]. Зна­чит, в основе разграничения сигнификативной и перцептивной функций и позиций с точки зрения этих функций лежат принципи­ально разные реализации фонем — вариации (всегда относящиеся к одной фонеме) и варианты (относящиеся к разным фонемам).

Встает вопрос: совпадает ли объем понятия перцептивная функ­ция фонемы (независимо от ее интерпретации) и объем понятия перцептивная позиция, или позиция с точки зрения перцептивной функции; этот вопрос вызывается употреблением в обоих случаях одного общего компонента — “перцептивная”. Представляется, что объем понятия перцептивная функция (как функция восприятия) более широкий по сравнению с понятием перцептивная позиция, так как воспринимаются все слышимые звуки, независимо от того, являются они реализациями фонем в перцептивно сильно/слабых позициях или сигнификативно сильно/слабых позициях. Связывать функцию восприятия с характером реализации фонемы по одному признаку — основная разновидность — вариации — без учета по­зиций с точки зрения сигнификативной функции недостаточно.

Перцептивная функция, понимаемая как функция отождествле­ния (опознавания) слов и морфем, также не соотносится полностью с перцептивной позицией. Для опознавания слова (морфемы) оказы­ваются важными и необходимыми не только вариации фонемы, но и варианты, иначе говоря перцептивная функция как функция отож­дествления также не совпадает по объему с перцептивной позицией.

Л. Л. Касаткин пишет, что для отождествления морфем и слов нужны два условия: 1) близость или тождество значения и 2) бли­зость или тождество фонемного состава [Касаткин 1984, с. 202]. В связи с этим рассматриваются слова лез, залез, залезать: “В словах лез и залез корни произносятся одинаково, что и позволяет нам их отождествлять. Но почему мы тогда отождествляем корни в формах залез залезть залезать? Ведь произносятся они по-разному:


230

за[л’эс], за[л’эс’]ть, за[л’из]ать? Мы это делаем потому, что че­редующиеся гласные и согласные звуки данного корня относятся к одним и тем же фонемам”. Признавая справедливость этих слов, отметим, что гласный и конечный согласный корня находятся не только в перцептивно, но и сигнификативно слабых позициях. Имен­но последнее показывает необходимость учета и перцептивных, и сигнификативных позиций для отождествления морфем (и слов).

В заключение можно сказать, что сам термин “перцептивный” не является адекватным ни с точки зрения дихотомии язык — речь, ни с точки зрения соотнесения с перцептивной позицией и сигни­фикативной функцией, так как перцептивная функция аллофонов неотделима от сигнификативной, различение невозможно без вос­приятия. Суть различия вариаций и вариантов не отражена в тер­мине “перцептивная функция” фонемы. Возможно, что различие вариантов и вариаций нецелесообразно соотносить с отдельной функцией как назначением фонемы, а рассматривать это в преде­лах сигнификативной функции, имеющей особый характер в язы­ках, где есть параллельные и пересекающиеся мены звуков. Для функции отождествления слов и морфем более обоснованным представляется термин “идентифицирующий” (идентифицирующая функция фонемы), но с точки зрения этой функции должна иначе определяться позиция: с учетом разных представителей фонемы в речи — и вариаций, и вариантов.

Литература

Березин Ф. М., Головин Б. Н. Общее языкознание. М., 1979.
Касаткин Л. Л., Крысин Л. П., Львов М. Р. Русский язык под ред. проф. Л. Ю. Максимова. М, 1989, ч. 1.
ЛЭС — Лингвистический энциклопедический словарь. М, 1990.
Маслов Ю. С. Введение в языкознание. М., 1975.
Панов М. В. Современный русский язык. Фонетика. М., 1979.
Реформатский А. А. Введение в языковедение. М., 1947.
Реформатский А. А. Введение в языковедение. М., 1967.
Реформатский А. А. Дихотомическая классификация дифференциальных признаков и фонематическая модель языков // Вопросы теории языка в совре­менной зарубежной лингвистике. М, 1961.
Реформатский А. А. Из истории отечественной фонологии. М, 1970.
СЭС — Советский энциклопедический словарь. М, 1983.
Трубецкой Н. С. Основы фонологии. М., 1960.

Рейтинг@Mail.ru