|
Л. Р. ЗИНДЕР
О «МИНИМАЛЬНЫХ ПАРАХ» В лингвистических работах последнего времени неоднократно подчеркивалось, что идея фонемы как различительной звуковой единицы языка существовала задолго до создания теории фонемы. Равным образом и примеры использования квазиомонимов, часто именуемых сейчас вслед за американскими дескриптивистами «минимальными парами», для доказательства лингвистической значимости того или иного звукового различия можно найти в языковедческих работах, относящихся к очень отдаленному времени. Так, еще у Ломоносова мы находим такое высказывание: «...протяжение на некоторую разницу причиняет между речениями одного, выговора, например: у немцев Stall краткое значит конюшня, Stahl долгое — сталь» ¹. Если обратиться к периоду, непосредственно предшествующему широкому распространению фонологической теории, то достаточно сослаться на Есперсена, который, как известно, приводит целые списки квазиомонимов из немецкого, английского и французского языков для иллюстрации различительной функции звонкости — глухости ². В теории фонемы уже со времени выхода в свет «Русских гласных» Л. В. Щербы идея о смыслоразличительной или, точнее говоря, словоразличительной ³ функции фонемы, несом- ¹
М. B. Ломоносов. Российская грамматика, т. VII, § 34. Полн. собр. соч. М—Л., 1952, стр. 404. ненно, занимает центральное место, независимо от того, присутствует ли она явно в самом определении фонемы или нет. Вполне естественно, что наиболее отчетливо такая функция выступает в квазиомонимах; уже Щерба иллюстрировал фонем атичность соответствующего противопоставления именно квазиомонимами. Однако Щерба при этом не считал наличие квазиомонимов обязательным для доказательства различения фонем; он считал лишь, что они должны быть теоретически возможными; два «е» являются в русском языке вариантами одной фонемы не потому, что в нем нет случая, где бы только эти два гласных дифференцировали пару слов, а потому, что «такой случай нельзя себе представить даже в искусственном русском слове» ⁴. Точно так же и Н. С. Трубецкой, как в своих ранних работах, так и в «Основах фонологии», пользовался в качестве примеров квазиомонимами. Однако и он поступал так, по-видимому, имея в виду их наибольшую наглядность. Его правила различения фонем и вариантов не имели бы никакого смысла, если бы он считал, что все дело сводится к отысканию квазиомонимов. Таким образом, если необходимость наличия квазиомонимов для доказательства фонологической противопоставленности двух звуков и не формулировалась в качестве теоретического положения, то примеры, которыми оперировали корифеи учения о фонеме, невольно подсказывали такую мысль. В результате широкой лингвистической практики метод, квазиомонимов стал, по существу, единственным методом обнаружения фонологических противопоставлений ⁵. О минимальных парах как о специальном методе фонемного анализа говорят американские дескриптивисты. Так, Г. Глисон пишет: «Чтобы доказать существование каждой из 24 фонем (речь идет об английском языке. — Л. 3.), необходимо для каждой из 276 пар фонем найти по крайней мере одну минимальную пару» ⁶. Говоря далее о трудностях отыскания таких пар, автор заявляет: «Можно предположить, что при тщательном исследовании всего запаса английских слов будут обнаружены минимальные пары для всех английских согласных фонем» ⁷. В дальнейшем Г. Глисон неоднократно указывает на то, что имеются другие, более надежные мето- ⁴ Л. В. Щерба. Избранные работы по языкознанию и фонетике, т. 1. Изд-во ЛГУ, 1958, стр. 130. ды в установлении состава фонем, но в то же время каждый раз подчеркивает особую ценность минимальных пар. Характеризуя развитие взглядов на роль минимальных пар (квазиомонимов), можно сказать, что если первоначально квазиомонимы рассматривались лишь как наиболее наглядное или наиболее убедительное средство фонологического анализа, то в дальнейшем поиски минимальных пар стали рассматриваться не только как исследовательский прием; в минимальных парах стали видеть обязательное условие существования в данном языке соответствующего фонемного противопоставления. В некоторых новейших работах такая точка зрения формулируется совершенно отчетливо. Например, И. И. Ревзин пишет: «В самом деле, если отвлечься от всяких терминологических тонкостей, то обычное определение сводится к следующему. Два звука принадлежат разным фонемам, если имеется хотя бы одна пара слов, различающихся только этими звуками и имеющих разное лексическое значение» ⁸. Некоторые основания для такого рода высказываний можно найти и в работах такого выдающегося лингвиста, как Р. Якобсон. Это относится к начальным параграфам «Fundamentals of Language», в которой все изложение строится на материале минимальных пар, и особенно — к статье, написанной им совместно с К. Черри и М. Халле. В ней палатализованное «г» признается особой фонемой русского языка лишь на том основании, что наряду с существительным «берега» имеется деепричастие «берегя» ⁹. Выходит так, что если бы в русском языке не оказалось этой пары слов (кстати сказать, реальность деепричастия «берегя» представляется весьма сомнительной), то твердое и мягкое «г» не были бы двумя фонемами, а одной этой пары достаточно, чтобы соответст вующее фонологическое противопоставление возникло. Совершенно очевидно, что при подобном понимании вещей различению одной пары слов приписывается такое функциональное значение, которого оно не может иметь ни при каких обстоятельствах. Невозможно представить себе, чтобы неразличение двух слов, каков бы ни был их удельный вес в речи, служило реальным препятствием для общения. Прежде всего, в огромном большинстве случаев квазиомонимы относятся к совершенно различным семантическим сферам и не могут смешиваться уже в силу того, что употребляются в несходных ситуациях: ср., например, русские вол, гол, мол, пол, тол, шёл, кол, сёл. Правда, такие пары, как ⁸ И. И. Ревзин. Об одном подходе к моделям дистрибутивного фонологического анализа. Сб. «Проблемы структурной лингвистики». М., Изд-во АН СССР, 1962, стр. 80. мел и пол, или вёл и шёл, встречаются в одинаковых ситуациях, но в этом случае если не смысловой контекст, то различие синтагматических связей будет достаточным препятствием для их смешения. Для мёл и пол это очевидно, но и переходный глагол вёл четко отличается от непереходного шёл тем, что при нем всегда стоит дополнение. Далее необходимо учесть, что в действительности удельный вес любой такой пары слов в речи почти всегда весьма незначителен, а также и то, что число их, как правило, невелико. Наконец, представление о том, что различение квазиомонимов имеет столь важное значение для структуры языка, находится в резком противоречии с весьма распространенным явлением омонимии. Благодаря контекстным связям, создающим большую избыточность (выражаясь терминами теории информации), язык обладает высокой помехоустойчивостью, что и делает его столь совершенным средством общения. Вследствие избыточности язык не боится омонимов, которые представляют собой своего рода помехи. Поэтому история многих языков (достаточно сослаться на английский и французский языки) изобилует фактами, свидетельствующими о количественном росте омонимии различного типа, включая сюда и развитие многозначности и так называемую конверсию ¹⁰. Существование абсолютных синонимов, таких как родник и ключ, битва и сражение, хотя это и не частое явление в языках, говорит о том, что полное несоответствие фонемного состава вполне совместимо с отсутствием смыслового различия. К таким синонимам можно добавить и квазиомонимы, подобные обуславливать — обусловливать, современный — совремëнный, именуемые обычно дублетами произношения ¹¹. Все эти, казалось бы, разнородные факты лишь подтверждают общепризнанное в современном языковедении положение, согласно которому связь между значением слова и его звуковой оболочкой является чисто исторической, то есть в конечном счете — случайной. Мне кажется, что они позволяют сделать вслед за С. К. Шаумяном и более далеко идущий ¹⁰ В. Trnka в свое время («Bemerkungen zur Homonymie», TCLP, 4, S. 152) высказывал как будто противоположную точку зрения, говоря, что опасность возникновения омонимов является фактором, тормозящим совпадение фонем в развитии языков. Однако это положение, противоре чащее, как мне кажется, мыслям, содержащимся в начале той же статьи, он подтверждает примером, который с проблемой омонимии не связан; история интердентального щелевого в древневерхненемецком свидетель ствует о «сопротивлении» системы фонем, а не о «профилактической тен денции воспрепятствовать возникновению чрезмерной омонимии» (Ук. соч., стр. 155). вывод, что они дают основание для того, чтобы внести некоторую поправку в понимание так называемой смыслоразли-чительной или словоразличительной функции фонемы. Рассмотренные факты заставляют признать, что фонема, являющаяся языковой единицей плана выражения, не может определяться через план содержания, так как различение или неразличение каких-нибудь единиц в плане выражения не означает различения или неразличения в плане содержания. С точки зрения содержания словоформа должна быть выражена одной или даже несколькими (в случае дублетного произношения), но вполне определенными цепочками фонем. Отличаются, ли эти цепочки от других, служащих для выражения других словоформ, или не отличаются (в случае омонимии), не имеет значения. Таким образом, функция фонемы заключается не в том, чтобы различать слова или словоформы (хотя потенциально фонема такой способностью всегда обладает), а в том, чтобы опознавать ¹² эти языковые единицы. Например, цепочка фонем k, ľ, u, č должна обязательно присутствовать в речи для того, чтобы можно было опознать словоформу ключ, значение которой будет выявляться из контекста. Имеется ли при этом к данной цепочке фонем какая-либо минимальная пара, и сколько есть таких минимальных пар в соответствующем языке, совершенно не существенно. Из всего сказанного ясно, что семантический критерий не является решающим при определении фонологического значения рассматриваемого звукового различия ¹³. Что же касается самого факта существования в языках минимальных пар, то и он находит свое объяснение не в словоразличительной функции фонемы; в самом деле, минимальная пара, свидетельствует лишь о том, что соответствующая пара звуков может находиться в данном языке в одинаковой фонологиче ской позиции. Именно это и создает фонологическое противопоставление. Совершенно естественно, что благодаря способности разных фонем выступать в одной позиции могут чисто случайным путем (в силу тех или иных причин) возникать цепочки фонем, различающиеся только одним элементом, то есть квазиомонимы или минимальные пары. ¹² Л. Р. Зиндeр. Ук. соч., стр. 39. |