|
О ЮБИЛЯРЕ
Но мне глагол неизреченный Г. Батеньков. «Великий муж»
О, Дионис, как муж, наивный О. Мандельштам. «Ода Бетховену» Кажется, более всего Александр Анатольевич Илюшин знаменит как переводчик Данте. Другие его переводы с итальянского и польского известны значительно меньше – несмотря на то, что им в равной степени свойственна формальная сложность, установка на эквиритмию, затрудненность и резкость языка. Еще меньше Александра Анатольевича знают как оригинального поэта: присущая ему авторская скромность (а может быть, даже робость) не раз заставляла его скрывать свою поэтическую индивидуальность, растворяя ее в многочисленных переводах и стилизациях. И уж совсем неизвестен он как выдающийся и удачливый мистификатор (и то правда: чем удачнее мистификация, тем меньше известность). В самом деле, не успел он за Полежаева сочинить шесть впечатляющих строк (см.: Вопр. лит. 1988. № 3. С. 234), как их тут же включили в самое полное собрание произведений поэта (см. Полежаев А.И. Сочинения. М.: Худож. лит., 1988. С. 61, 150, 175, 475, 485, 487; ср. также с. 467, 474, 490). Впрочем, кто сможет поручиться, что и это наше Предисловие не есть еще одна ловкая илюшинская мистификация? Конечно, в первую очередь, Александр Анатольевич – филолог (в какой бы роли он при этом ни выступал). Самые крупные темы его специальных работ – творчество поэтов-декабристов и история русской силлабики. Третья область его постоянных интересов – это наука о стихе. (Среди ученых коллег стиховедческие работы Илюшина, как правило, непопулярны, но это меньше всего связано с их достоинством; основная причина – в несовременной поэтичности их языка, в их кажущемся дилетантизме, избегающем слишком ярких примет науч- 5ной моды.) Недавно главным лирическим героем филологической прозы Александра Илюшина стал Александр Полежаев – ему посвящено около четверти всех работ, написанных и опубликованных за два последних года. Но в целом фундаментальные исследования не в характере Александра Анатольевича. Его конек – это тонкие наблюдения, проницательные замечания, остроумные выводы, свидетельствующие о глубоко личном отношении ученого к предмету. Большая часть статей Илюшина – это отражение непосредственного читательского опыта, опыта индивидуальных переживаний и размышлений. Поэтому так широк круг избираемых героев: Курбский и Грозный, Аввакум и Симеон, Кантемир и Тредиаковский, Фонвизин и Радищев, Крылов и Грибоедов, Бенедиктов и Шевырев, Лермонтов и Гоголь, Огарев и Добролюбов, Некрасов и Полонский, Достоевский и Толстой, Есенин и Мандельштам – и все это не считая работ о польской и итальянской литературе, о русско-украинских, русско-немецких и русско-испанских связях. Что же за человек Александр Анатольевич Илюшин? Ответить на такой вопрос всегда трудно. Илюшин – человек странный, далеко не всегда понятный, во многом неожиданный, недооцененный и, как это ясно всем, кто его знает и любит, – глубокий и значительный. Это поэт-филолог, а точнее – филолог-поэт; он подлинный романтик и, как романтик, – пессимист и мизантроп. Он человек мужественный, честный и благородный. Он в высшей степени достоин любви и уважения со стороны учеников, друзей и коллег, посвятивших ему свои скромные труды. |