Со времен эвакуации у меня сохранились письма Льва Влади­мировича, в которых он часто сообщает о своих научных планах, о том, что он пишет или что уже написал, и мне кажется интерес­ным, несмотря на то что с тех пор уже прошло очень много времени, рассказать об этих трудных последних годах его жизни. С 27 ян­варя 1942 г. и до 14 декабря 1944 г. я получила от него около трид­цати писем, и почти в каждом из них содержатся какие-либо сооб­щения о его научной работе, иногда очень краткие, иногда более подробные. Этот период охватывает пребывание Л. В. в г. Нолин­ске (в то время Молотовск) Кировской области (до конца июня 1943 г., когда он с семьей переезжает в Москву, где и остается до дня своей кончины). К сожалению, не все письма сохранились, иногда между ними есть перерывы в два и даже три месяца, но все же картина творческой жизни Л. В. последних лет ясна. Я буду излагать ее в порядке получения писем, что мне кажется наиболее подходящим для уяснения хода его научной мысли на протяжении этих лет.

Первое письмо из Молотовска пришло еще в Ленинград 29 ян­варя 1942 г. до моего отъезда в Саратов, куда был эвакуирован Ле­нинградский университет. Это была открытка, в которой Л. В. кратко сообщал о своей болезни (он заболел еще в дороге), о пре­бывании в больнице и об относительном выздоровлении.

Условия жизни в эвакуации были трудные как в смысле жилья, так и питания, семья у Л. В. была большая — старики и дети, да и сам он чувствовал себя неважно. Но главное, чего ему не хватало в Молотовске, — это книги по специальности. И все же, несмотря на все неудобства и трудности, Л. В. принялся за науч­ную работу, составлявшую для него основной интерес в жизни: в Молотовске находился в это время эвакуированный из Москвы Институт школ Наркомпроса. Здесь он задумал и написал статью «Общеобразовательное значение иностранных языков и место их в системе школьных предметов».¹

¹ См.: Советская педагогика, 1942, № 5—6, с. 30—40.

В письме от 1 апреля 1942 г. Л. В. сообщает, что начал писать работу «Теория русского алфавита и русского правописания», позднее названную «Теория русского письма», которой он был занят все время в дальнейшем, но так и не успел закончить и написал только ее первую часть. Однако методическая линия доминировала (как и будет видно из дальнейшего) в этот период жизни Л. В. в эвакуации. Это объясняется его работой в Институте школ, а главное — отсутствием специальной литературы по языкозна­нию, на что он жалуется в одном из писем.

В письмах от 30 мая и 15 июня 1942 г. Л. В. высылает по моей просьбе в Саратов список фонетических таблиц, профилей речевого аппарата и пояснительный текст к ним, так как предполагалось издать их альбом.

4 и 8 июля 1942 г. вновь пишет о таблицах, но сомневается в возможности их издания, в чем он и оказался прав.

Таблицы так и не были опубликованы все целиком, хотя часть из них и вошла в различные книги и статьи по фонетике. Мате­риалы для этого альбома находятся в Архиве Академии наук СССР.

Летом 1942 г. его все так же интересуют вопросы теории письма. Он пишет: «Работа разрастается, и пишу в общем с удовольствием. Довольно много нового пришло в голову, но здесь не с кем поде­литься». Однако работа в Институте школ все больше привлекает внимание Л. В. к методике преподавания языков (русского и ино­странных). Он посещает экзамены в школах (в 7 и 10 классах), в педучилище, и впечатления от этого двоякие: в отношении гра­мотности (по русскому языку) дело обстояло сравнительно хорошо, но в области литературы учащиеся не показали никакой начитан­ности. С преподаванием немецкого языка было значительно хуже, так как, помимо методики преподавания, находившейся в Моло­товске далеко не на высоте, сказалось еще и то, что это был язык врага, и заставить школьников изучать его оказалось далеко не­просто. О результатах посещения экзаменов Л. В. пишет в Совет Института школ докладную записку с предложением ряда мер (в бумагах Л. В. она не сохранилась).

В письме от 4 июля 1942 г. Л. В. сообщает, что просит Учпедгиз включить в план 1943 г. серию методик. Во втором полугодии 1942 г. он собирался подготовить книгу об общих основах методики преподавания иностранных языков (что и осуществил). Для част­ных методик — французской, английской и немецкой — он под­бирал авторов: для методики преподавания немецкого языка на­мечал И. В. Рахманова, который тогда тоже жил в Молотовске и о котором Л. В. отзывался в весьма лестных выражениях; отно­сительно авторов двух других он колебался. Вообще же эта се­рия частных методик так и не осуществилась.

13 октября 1942 г. Л. В. пишет о том, что он увлечен состав­лением учебного плана для средней школы. Особенно он забо­тился об иностранных языках, пытался проводить свои методи-

ческие идеи, которые в дальнейшем и изложил в книге «Препода­вание иностранных языков в средней школе»,² однако боялся, «что из этого ничего не выйдет — слишком инерция большая».

13 ноября 1942 г. Л. В. сообщает, что он надумал выходить на пенсию, и просит прислать ему характеристику за подписью декана. Несмотря на то что о научных планах в этом письме речи нет, я все же хочу упомянуть о нем, так как Л. В. здесь пишет о том, что он считает наиболее важным в своем научном творчестве: это единство теории и практики, созданная им школа фонетики, в частности экспериментальной фонетики. Упоминает он и о при­обретенном им международном имени в науке, и о том, что в 1943 г. исполнится 40 лет его педагогической деятельности, которой он всегда очень дорожил.

Письмо от 13 декабря 1942 г. говорит о все большем увлечении Л. В. методическими вопросами. Он продолжает писать методику, но главное в это время для него — это деятельное участие в пере­работке учебных планов для школы. Л. В. должен был ехать с до­кладом в Москву, но ограничился представлением его в письмен­ном виде (в бумагах он не сохранился).

Журнал «Советская педагогика» заказал Л. В. еще одну статью, которую он написал,³ испытывая, по его словам, «некоторое удо­вольствие», несмотря на все бытовые трудности жизни в эвакуации.

В письмах за январь 1943 г. ничего нет о научных планах Л. В. и только 5 февраля 1943 г. он сообщает, что шесть глав методики уже готовы, а седьмая пишется, что после этого он ее забросит, чтобы продолжать работу над теорией письма. Эти две книги — по методике и теории письма — Л. В. готовил одновре­менно, и обе они остались незаконченными.

В письмах от 5 февраля и до конца июня 1943 г. нет упоминаний о научной работе, они содержат только разные сведения о его жизни, семье, планы переезда в Москву и (в письме от 1 июля) о самом этом событии.

Наконец 15 августа 1943 г. Л. В. сообщает о своей научной и методической деятельности: он все больше и больше уходит в ра­боту по составлению новых программ для средней школы, от чего получает, по его словам, большое удовлетворение; радуется, что ему удалось добиться значительного увеличения числа часов для иностранных языков и, что очень существенно, поворота в про­грамме, во главу угла ставится работа над книгой, а обучению раз­говору отводится второе место. Это важный пункт в методических идеях Л. В., чего в дальнейшем ему так и не удалось добиться окон­чательно, несмотря на сочувственное отношение в Наркомпросе.

² См.: Щерба Л. В. Преподавание иностранных языков в средней школе. Общие вопросы методики. М., 1947.
³ По-видимому, речь идет о статье «К вопросу о постановке преподавания иностранных языков в общеобразовательной школе». — См.: Советская пе­дагогика, 1943, № 11—12, с. 4—8.

В Москве готовится переиздание русско-французского словаря для средней школы (выпущенного в 1940 г.), новое издание сло­варя Д. Н. Ушакова, редактором которого намечался Л. В. Он был приглашен также в Московский университет, предполагалось, что Л. В. будет заведовать кафедрой общего и сравнительного языкознания. По всем эти делам Л. В. приходилось много ходить, и он жалуется на большую усталость.

25 сентября 1943 г. Л. В. сообщает, что накануне происходили выборы академиков в Отделении литературы и языка АН СССР, что очень хорошую речь произнес акад. Г. С. Аквледиани, под­державший его кандидатуру от имени Академии наук Грузин­ской ССР, и он прошел единогласно, что через несколько дней со­стоится баллотировка на общем собрании.

Разумеется, все эти волнения не прошли даром для подорван­ного эвакуацией и болезнью организма. Как пишет его жена Та­тьяна Генриховна, Л. В. «очень устает, и о работе над книгой не­чего и думать». Однако в этом же письме Л. В. просит через меня В. И. Цинциус прислать ему материалы наших лингвистических исследований по части северных языков, так как он задумал статью для заграницы. К сожалению, сама статья (или ее черновик) не была обнаружена в бумагах Л. В.; возможно, она так и не была написана, поскольку о ней уже больше не упоминается.

Письмо от 26 ноября 1943 г. посвящено в основном жизни Л. В. после его избрания академиком: бытовые условия улучши­лись, но работать ему было очень трудно, так как большая семья Л. В. жила в одной комнате. Много времени и сил отнимали различные заседания и особенно — как он пишет — корректуры учебников С. Г. Бархударова, редактором которых он был. Кроме того, Л. В. читает в Московском университете курс общей фонетики, ведет занятия по введению в языкознание с аспирантами, науч­ными сотрудниками и студентами старших курсов («Очень соску­чился без педагогической работы и с удовольствием читаю»).

12 марта 1944 г. Л. В. пишет о своем стремлении поскорее пе­реехать в Ленинград, «так как здесь суетливо и без библиотеки своей жить нельзя — книг достать невозможно. Кроме того, в Ле­нинграде свой университет, а здесь Московский университет — чужой, и отношения в нем не налаживаются. Студентов у меня нет, аспирантов тоже. Есть только знаки уважения и предупредитель­ности со стороны университетских властей и ближайших товари­щей». Через все письма Л. В. проходит красной нитью ностальгия по Ленинграду, но родному университету, несмотря на весь почет и уважение, оказываемое ему и в Москве, и в Молотовске.

По-видимому, некоторое разочарование ждало Л. В. и в его деятельности в Наркомпросе; в этом же письме он замечает: «. . .я одолеваем иллюзиями, будто могу оказывать влияние на наше просвещение. Несомненно, что к моему голосу прислушива­ются, но что из этого выйдет — неясно. Вчера делал доклад „Си­стема учебников и учебных пособий по русскому языку и литера-

туре в средней школе“. Кто понял, тот, кажется, заинтересовался, а идеи важные. Другой документ, который я составил и которым тоже как будто будут заниматься, это записка «О распространении у нас в Союзе знания иностранных языков и о состоянии у нас филологического образования».⁴

Б этом же письме Л. В. сообщает радостную весть: Академия наук дает шестьдесят листов на печатание популярных сборников «Русская речь», и он вместе с С. Г. Бархударовым собирает статьи.⁵ К сожалению, смерть Л. В. помешала осуществлению этих замыслов, а сами статьи в его архиве не обнаружены.

Тут же Л. В. упоминает о Дефектологическом институте (сурдопедагогики), членом которого он состоял и где «на днях» (т. е. примерно в середине марта 1944 г.) делал доклад «Об основ­ных синтаксических единицах».⁶

В письме от 22 апреля 1944 г. Л. В. снова жалуется на боль­шую усталость: «. . .я очень устаю последнее время, все куда-то хожу и что-то говорю или пишу. Все как-то так складывается, что отказаться невозможно: то диспут, то мой доклад, то выступ­ление по чужому докладу и т. п.».

На предшествующей неделе Л. В. выступал в Психологиче­ском институте по просьбе его нового директора проф. С. Л. Рубин­штейна с докладом на тему «Значение и употребление» по мате­риалам словаря Д. Н. Ушакова.⁷ С. Л. Рубинштейн, между прочим, сказал Л. В., что он прочел его статью «О трояком ас­пекте. . .»⁸ и считает, что их взгляды очень близки и что экспери­менты, о которых говорится в статье, в лингвистическом и психо­логическом отношении вполне устраивают психологов. Эта бли­зость мыслей представителей двух разных наук очень радовала Л. В. Там же Л. В. познакомился с А. Р. Лурия, давно уже за­нимавшимся афазией. «Самое интересное, — пишет Л. В. — что, по словам Лурии, на афазийном материале подтверждается спра­ведливость фонологических теорий: есть случаи, когда фонети­ческая сторона в порядке, а фонологическая система разрушена. Страшно интересно!»

Одновременно Л. В. выступает и перед аспирантами Военно-педагогического института иностранных языков как его шеф (ОЛЯ АН СССР взяло шефство над институтом). К сожалению, это выступление не сохранилось.

Помимо этого Л. В. должен был выступить, как он пишет, на этих же днях с сообщением «К вопросу о распространении

⁴ Статья эта была опубликована посмертно в сборнике «Избранные ра­боты по языкознанию и фонетике» (т. 1. Л., 1958).
⁵ Издание этих сборников прекратилось на третьем томе в 1928 г. Во­зобновить их было мечтой Л. В.
⁶ Рукопись не обнаружена.
⁷ Текст не сохранился.
⁸ Щерба Л. В. О трояком аспекте языковых явлений и об эксперименте в языкознании. — В кн.: Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятель­ность. Л., 1974, с. 24—38.

у нас в Союзе знаний иностранных языков. . .»⁹ в Наркомпросе и в университете (вопрос этот его очень волновал). Однако на ре­шающем заседании Наркомпроса, где Л. В. не присутствовал по болезни, число часов по иностранному языку в средних школах все же сократили, о чем он пишет с большим огорчением.

3  июня 1944 г. Л. В. сообщает приятную для него весть: он получил официальный запрос из Ленинградского университета о его согласии взять на себя заведование кафедрой общей фоне­тики. Ответил он, конечно, утвердительно и с осени рассчитывал вернуться в Ленинград. Тут же он пишет, что на днях собирается приехать для устройства своих дел. Это было его последнее крат­кое посещение Ленинграда и нашей университетской лаборато­рии.

4  ноября 1944 г. Л. В. пишет, что посылал тезисы доклада на тему «Что такое филология?», который он хотел прочесть на сессии филологического факультета, находя его «интересным и подходящим для данного времени (подчеркнуто Л. В.) и для сес­сии». Однако доклада не приняли, и Л. В. был очень обижен.¹⁰ Здесь же он сообщает: «Здоровье мое все неважно, и я хандрю». Это было последнее письмо Л. В.; в конце октября (или в начале ноября) он лег в Кремлевскую больницу на операцию.

19 ноября 1944 г. Л. В. находится в более бодром настроении: после операции он чувствует себя гораздо лучше, уже встает и пробует немного работать. Здесь он начал писать и почти закон­чил свою последнюю статью «Очередные проблемы языковеде­ния».¹¹ Он пытается также дописать начатую им статью «Об уда­рении», предназначавшуюся для юбилейного сборника Ленин­градского университета, но так и оставшуюся незаконченной.¹²

14 декабря 1944 г. пришло последнее письмо Л. В. Он пишет, что находится между двумя операциями и что «первую, предвари­тельную, я уже перенес с полным успехом, к другой готовлюсь, будет через недельку-две. Не могу сказать, чтобы это веселило». И все же он надеется на улучшение, строит планы относительно своих работ: «Статью для юбилейного сборника очень хочу на­писать, она у меня во всяком случае начата». Этим и заканчи­вается последнее письмо Л. В. 26 декабря он скончался от шока на третий день после второй операции.

Остались не доведенными до конца работы, начатые Л. В.: «Теория русского письма», «Преподавание иностранных языков

⁹ Сохранилась стенограмма доклада «К вопросу о распространении у нас в Союзе знаний иностранных языков и состоянии у нас филологического образования, а также о мерах к поднятию того и другого» (хранится в Архиве АН СССР).
¹⁰ Тезисы доклада, к сожалению, не обнаружены.
¹¹ Опубликована посмертно. — Изв. ОЛЯ АН СССР, 1945, т. 4, вып. 5, с. 173—186.
¹² См в кн.: Щерба Л. В. Языковая система и речевая деятельность, с. 176.

в средней школе», «Очередные проблемы языковедения», статья «Новое об ударении»;¹³ осталась ненаписанной и задуманная им «Общая фонетика», где должны были найти отражение все его мысли, которые частично, иногда в виде кратких упоминаний встречаются в его работах.

Вся творческая жизнь Льва Владимировича была связана с Ленинградским университетом; он был его большим патриотом, почти в каждом письме он вспоминает о нем с необыкновенной теплотой, шлет сердечные приветы всем товарищам, мечтает о том времени, когда вернется в свою alma mater, чему так и не при­шлось свершиться.

¹³ Там же, с. 191—229, 319—338, 39—60, 417—418.