Б. П. Нарумов

«АРХИТЕКТУРА ЯЗЫКА» В КОНЦЕПЦИИ Э. КОСЕРИУ

Начиная с 1950-х гг. Э. Косериу последовательно разрабатывал собственную теорию языка как варьирующегося во времени, пространстве и социуме объекта, которая была призвана дополнить, но отнюдь не заменить полностью структуралистский взгляд на язык как на гомогенный объект, представляющий собой систему функциональных оппозиций. В предисловии к переводу одной из работ Косериу на русский язык В. А. Звегинцев справедливо отме­тил такие особенности теоретических построений Косериу, как умозрительность и эклектичность (Звегинцев 1963, 128). Действи­тельно, перефразируя известное положение Соссюра, Косериу ут­верждает, что для того, чтобы понять механизм языковых измене­ний, необходимо встать на почву речи и принять ее за норму всех прочих проявлений языковой деятельности, включая язык (Косе­риу 1963, 157). Однако, давая в принципе верную характеристику процесса говорения, он ни разу не обратился к анализу конкретных дискурсов или текстов, оперируя самое большее отдельными вы­сказываниями; в основном же он иллюстрирует свои положения примерами из фонологии, морфологии и лексики. В целом теория Косериу противоречива и не до конца продумана в деталях, и все же она оказала значительное влияние на других языковедов, а не­которые из пущенных им в оборот терминов прочно утвердились в общем и романском языкознании.

Итак, поскольку Косериу считает необходимым отправляться в языковедческих исследованиях от конкретных процессов говорения, следует, прежде всего, посмотреть, каким образом он ха­рактеризует человеческую речь с точки зрения используемых в ней «техник». Речь в теории Косериу предстает принципиально

неоднородной, поскольку в ней используется не одна гомогенная языковая система, а целая совокупность «языковых традиций», которые оказались связанными между собой в силу действия истори­ческих факторов; эти традиции частично совпадают между собой, частично расходятся (Coseriu 1988, 280). В речи человек поперемен­но может пользоваться формами, принадлежащими разным диалек­там, разным языковым уровням (социолектам), разным языковым стилям (Coseriu 1956, 35; 1981, 25). Например, в каждой точке дис­курса на «испанском языке» реализуется не испанский язык вообще, а определенная его разновидность, один из многочисленных так называемых функциональных языков, объединяемых в понятие «ис­торический испанский язык» (Coseriu 1981, 13; 1988, 285). Функцио­нальный язык Косериу — это гомогенный, лишенный всякой вариа­тивности язык, образуемый множеством функционально противо­поставленных единиц; по существу он представляет собой традици­онный объект структурного языкознания. Если речь идет о «точеч­ном диалекте» (диалекте одной местности), то это не только синтопический, но и синстратический объект — язык, используемый в об­щении людей определенного социального слоя, а также симфазический объект — язык, используемый в строго определенной ситуации общения. Иными словами, функциональный язык должен однознач­но определяться в пространстве, социуме и ситуации общения (и, разумеется, во времени как хронолект, лишенный диахронического варьирования). Косериу не задается вопросом о реальности существования подобных функциональных языков, лишь указывая иногда на трудность их обнаружения в речи. По нашему мнению, здесь кроется одно из фундаментальных противоречий теории Косериу, обу­словленное его желанием во что бы то ни стало сохранить «соссюровский язык», понимаемый как жесткая система функциональных противопоставлений. Не приводя никаких доказательств, Косериу считает, что говорение возможно только на «полном» языке, како­вым является функциональный язык. И в то же время у этого языка обнаруживается тот «недостаток», что его трудно вывести из реаль­ных текстов (Coseriu 1988, 287). В конце концов оказывается, что понятию функционального языка ближе всего понятие унифици­рованного и строго кодифицированного литературного языка (Hochsprache), хотя литературный язык не совпадает полностью с функциональным, ибо ему присуще значительное стилистическое варьирование (Coseriu 1988, 285). Но литературный язык — это артефакт, продукт сознательной деятельности людей, стало быть, идеалу языка структуралистов более всего отвечает именно ис­кусственный язык, а не стихийно сложившиеся, отнюдь не жест­кие языковые системы, предшествующие сознательной нормализаторской деятельности.

Но Косериу менее всего занимался литературными языками. Отметим, что свою теорию вариативности он строил, опираясь на один конкретный метод романского языкознания, а именно лингвогеографический. Отсюда проистекает его понимание языка как «системы изоглосс», то есть общих признаков, устанавливае­мых исследователем на основе анализа конкретных языковых актов. Поэтому язык лингвиста предстает как некая абстракция, идеальный объект (Coseriu 1962, 91, 102; 1981, 2). Систему изо­глосс исследователь может устанавливать на основе чисто лин­гвистических критериев, как это наблюдается в романском язы­кознании, когда языки и их подразделения — диалекты выделяют­ся на основе нескольких, чаще всего фонетических признаков. Однако системой изоглосс Косериу именует также языки, выде­ляемые на основе не только лингвистических, но и культурных критериев. Если язык лингвиста как полная система изоглосс, как функциональная система вкупе с ее нормальной реализацией (в смысле объективной нормы) есть понятие структурное и син­хронное, то язык, определяемый на основе как лингвистических, так и культурных критериев, мыслится существующим не только в пространстве и социуме, но и во времени, поэтому он определя ется как историческое понятие, «исторический язык». Косериу предлагает называть такой язык испанским словом idioma (idioma español, idioma francés), в отличие от функционального языка, именуемого lengua, lenguaje.

Как ни странно, именно временной параметр исторического языка Косериу оставляет без внимания, не рассматривая проблему установления начальной временной границы языков-idiomas. Главное для него — выделение критериев установления границ исторических языков в синхронии. В чисто структурном плане, как уже было отмечено, исторический язык предстает как система изо­глосс — признаков, общих всем функциональным языкам, входя­щим в состав исторического языка. Но, поскольку речь идет только об общих признаках, то система изоглосс оказывается неполной; она не может непосредственно функционировать в речи. Среди экстралингвистических критериев выделения исторического языка выделяются субъективные и объективные. К субъективным отно­сятся такие критерии, как языковое сознание говорящих и наличие взаимопонимания (ценность последнего критерия Косериу, как и многие другие лингвисты, оценивает невысоко). В этом плане ис­торический язык определяется как совокупность исторических традиций говорения, которая признается в качестве автономного «языка» его собственными носителями и носителями других язы­ков, что находит свое отражение в обозначении этого языка осо­бым именем прилагательным, то есть лингвонимом (Coseriu 1962,

150; 1980, 109). Однако важнейшим критерием определения границ исторического языка является наличие общего языка или раз­работанного на его основе стандартного (литературного, образцо­вого) языка. Если есть общий или стандартный язык, то все функ­циональные языки, связанные с ним теснее, чем с другим общим языком (Косериу, не будучи социолингвистом, никак не раскрыва­ет характер этой связи), вместе с этим общим языком составляют один исторический язык. Последний, как совокупность общих черт представляет собой инвариант, по отношению к которому все ох­ватываемые им функциональные языки предстают как его вариан­ты (Coseriu 1981, 9). Это, прежде всего, пространственные, или диатопические, варианты (диалекты), социальные, или диастратические варианты (социолекты, которые Косериу именует, на наш взгляд, неудачно «языковыми уровнями») и стилистические, или диафазические, варианты, понимаемые Косериу очень широко и называемые им «языковыми стилями» (к языковым стилям он от­носит не только варианты, обусловленные ситуацией общения, но и гендерные, возрастные, профессиональные и прочие варианты). Термины «диатопический» и «диастратический» Косериу позаим­ствовал у норвежского лингвиста Л. Флюдаля; термин «диафазический» он предложил сам, но все три термина стали широко упот­ребительными в романистике именно после работ Косериу.

Важнейшими из указанных вариантов являются пространственные — диалекты. В чисто лингвистическом плане Косериу счи­тает диалекты полноценными функциональными языками (при этом он не рассматривает современную ситуацию, характеризую­щуюся постепенным растворением диалектов в стандартном язы­ке). Для Косериу различие между языком и диалектом заключается в их историческом статусе, а не в их структуре. Диалект — понятие реляционное, это языковая система, подчиненная историческому языку, выделяемая внутри этого языка (Coseriu 1980, 109). Здесь следует отметить, что, поскольку исторический язык — абстракция, а не полноценный язык, то при обосновании полноценности диа­лектной языковой системы ее следует сопоставлять не с ним, а с общим или стандартным языком; но различия между ними, разу­меется, не сводятся к одним лишь статусным, поскольку стандарт­ному языку присущи такие качества, как нормированность и по­лифункциональность (функционально-стилистическая дифферен­циация), которых лишен диалект. Косериу этого не учитывает, по­этому его уравнение «язык = диалект» следует понимать в сугубо структурном, «внутрилингвистическом» смысле.

Так как диалект в концепции Косериу — полный язык, то полно­ценное языковое общение может осуществляться средствами одного только диалекта. Этим последний отличается от уровней языка и

языковых стилей, которые представляют собой неполные языковые системы. Поэтому диалекты в определенных исторических обществах могут оторваться от своего исторического языка, приобрести автономный статус и стать настоящими историческими языками (в пример можно привести галисийский, относимый Косериу к галисийско-португальскому историческому языку, но обнаруживающий стремление стать отдельным историческим языком); уровни языка и стили этого сделать не могут (Coseriu 1980, 11; 1981, 17).

Состав исторического языка Косериу именует «архитектурой» языка, заимствуя этот квазитермин также у Л. Флюдаля. Его введение обусловлено стремлением Косериу четко разграничить предмет структурной лингвистики — структуру функционального языка и предмет дисциплин, изучающих вариативность языковых структур. Часто это различие выражается диадой терминов «внутренняя струк­тура vs. внешняя структура», но Косериу вполне обоснованно счи­тает неадекватным именовать одним и тем же словом «структура» весьма разные реальности. Поэтому в его теории указанная диада заменяется диадой «структура (функционального языка) vs. архи­тектура (исторического языка)» (Coseriu 1981, 21—22; 1988, 294).

Выбор слова «архитектура» не случаен, ибо в концепции Косериу диатопические, диастратические и диафазические различия, обнаруживаемые в речи, на уровне абстрактного исторического языка предстают сведенными в ряд систем (изоглосс), которые наподобие блоков составляют здание языка. Важно отметить, что в структуре каждого функционального языка языковые единицы связаны отношением функционального противопоставления, в составе же исторического языка в целом языковые единицы, при­надлежащие разным функциональным языкам, вступают в отно­шение не противопоставления, а соответствия, или эквивалент­ности (например, как в случае каст. acera и риоплат. vereda ‘троту­ар’); аналогичные соответствия устанавливаются между разными языками. Однако Косериу неоднократно указывает на факт час­тичного совпадения функциональных языков, наличие у них боль­шого количества общих элементов (Coseriu 1988, 294). Если к тому же учесть, что только пространственные варианты — диалекты образуют полноценные функциональные языки, а уровни и стили суть неполные системы изоглосс, то становится совершенно неяс­ным, можно ли отношения между языковыми единицами четко разделить на противопоставления и соответствия, а состав исторического языка описать архитектурной метафорой, которая навевает неадекватное представление о языке как собрании частей. Такой взгляд у Косериу обусловлен его стремлением дополнить, а не критически преодолеть структуралистскую доктрину с ее поняти­ем языка, в котором все взаимосвязано.

Тем не менее концепция Косериу, несмотря на ее противоречивость и незавершенность, оказала большое влияние на романистиче­ские исследования. Самое ценное в ней, по нашему мнению, — это различие между языком лингвиста как системой изоглосс и языком говорящих как историческим языком. Последний термин прочно вошел в лингвистический обиход, как и соответствующее понятие.

Литература

Звегинцев В. А. Теоретические аспекты причинности языковых изменений // Новое в лингвистике. М., 1963. Вып. 3.
Косериу Э. Синхрония, диахрония и история // Новое в лингвистике. М., 1963. Вып. 3.
Coseriu E. La geografia lingüística. Montevideo, 1956.
Coseriu E. Sistema, norma у habla // Coseriu E. Teoría del lenguaje у lingüística general. Madrid, 1962.
Coseriu E. «Historische Sprache» und «Dialekt» // Dialekt und Dialektologie. Ergebnisse des internationalen Symposions «Zur Theorie des Dialekts». Marburg / Lahn. 5—10 September 1977. Wiesbaden, 1980.
Coseriu E. Los conceptos de «dialecto», «nivel» у «estilo de lengua» у el sentido propio de la dialectologia // Lingüística española actual. 1981. № 1.
Coseriu E. Einführung in die allgemeine Sprachwissenschaft. Tübingen, 1988.